Так, – внешний разъём для аварийного запитывания энергосистемы – нашли. Компьютер для энерговода сам сконфигурировал нужный переходной контур. Щёлк – и шлюпка замигала там-сям, огоньками. Елочка, мать её, новогодняя!
– Разворачивай полевой комплекс! – скомандовал я штатному бортовому компу, которого по созвучию с названием корабля «Иван Грозный,» я величал просто – Ванькой.
Есть и плюсы в старом геологоразведовательном судне – опции кое-какие важные для мародёринга. «Полевой комплекс» – это простейшие роботы и возможность собрать на нужном месте, достаточно быстро, лаборатории трёх видов. Малая лаборатория – восемь метров в окружности, средняя – двадцать пять метров в диаметре, и сегментная, это когда можно прилепить часть полусферы к объекту больших размеров. Я её называю старинным словом предбанник. Про то, откуда я это архаичное слово знаю – расскажу потом. Титановый каркас и непрозрачный метапластик – позволяют создать лёгкий, но прочный барьер для открытого космоса. И не только для межпланетного вакуума, но и для кислотной среды атмосфер различных планет. Бортовой комп Ванька проинформировал меня однажды, что лабы эти, можно собрать и под водой, и под слоем жидкого метана, и даже в среде замёрзшего азота. Она не расплавится в жерле вулкана, другое дело, что внутри будет не очень комфортно. Примерно, как курице внутри жаровни.
По моей команде, Ванька пригнал «Грозного», приземлив в сотне метров от кратера. Через пять минут поползли роботы – стройка началась, а я вытребовал к себе «Ползуна» – маленького гусеничного тягача с лебёдками, антиграв-блинами и кран-балкой. «Ползун» – приполз, таща за собой антигравплатформу. Я выяснил у Ваньки, за какой выступ можно зацепить спаскапсулу так, чтобы не повредить её, и разместив атиграв-блины (хоть на планетке сила тяжести почти отсутствует, но бережёного и Бог бережёт) дал отмашку: «Тяни»! Ванька продублировал на электронном языке команду для «Ползуна» и – пошла родимая! Из углубления в боковой стенке кратера мы капсулу вытянули. «Стоп» – заорал в гермошлем я, и прилепил ещё пару антиграв-блинов для выправления крена найденной шлюпки.
– Всё, тащи её в лабораторию, – приказал Ползуну я.
«Ползун» – полз, спаскапсула – тащилась, покачиваясь на антиграв-блинах за тягачом. За неё я прицепил, так и не понадобившуюся, антигравплатформу и взгромоздился на неё сам. Ехать было метров двадцать пять.
Приехали. Пока роботы доделывали среднюю лабораторию, мы втянулись в её ещё недостроенный корпус. «Ползун» и гравиплатформа остались снаружи, а капсула замерла прямо по центру «техноюрты». Через земной час автоматика завершила тестирование и Ванька сообщил о полной герметичности лабы. «Давай кислород и выравнивай давление, пора вскрыть эти консервы» – приказал я Ваньке. В помещение пошёл газ. Готово, давление 0,8 от земного, так же, как и внутри капсулы-потеряшки – подсказал главный комп.
Чем ближе к этапу проникновения, тем страшнее и интереснее. Хер его знает, кто или что там? Может оно живое? Но – больное! Бешеное, например. Кинется, покусает-поцарапает, никакие нанопрепараты не спасут! Все, слышанные в баре, истории на эту тему, перестали казаться сказками-страшилками, а перешли в разряд реально возможных.
Или, может, оно живое – и просто очень агрессивное! В тех же барах и подобных историй хватает: и про злобных инопланетян, и про всяких хищников престрашных. У, заррраза! Страшно, блин!
