Агент заметила пришедшую женщину и, закончив разговор по телефону, обратилась к Асову:
– Подождите несколько минут, и мы продолжим.
– Хорошо, – ответил Саша и, встав со стула, направился в помещение с вытяжкой. Мама сказала ему:
– Пойду подышу свежим воздухом.
Он кивнул ей и зашел в комнату, оставив дверь приоткрытой. Прислонившись к косяку двери, Асов смотрел на гробы. Он перешел сюда потому, что ему внезапно захотелось побыть одному. Саша принадлежал к породе людей, предпочитающих переносить свою боль в одиночестве. Он вздохнул, глядя на деревянные ящики, обитые материей, и понял, что переоценил свои силы, потому что невольно тихо произнес:
– Папа, папа, папа. Как же так? – Его взгляд вдруг подернулся дымкой, которая была не чем иным, как влагой, мгновенно исказившей изображение в глазах. Все вокруг расплылось и потеряло свои очертания, приняв вид нечетких пятен. Из груди вырвались рыдания. Асов, как мог, заглушил их, но его всего трясло, по щекам текли слезы. Он плакал. Абсолютно неожиданно для себя. Он плакал, пытаясь не издать ни звука. Боясь, что кто-то это заметит, Саша взял край своего шарфа и прижал его ладонью левой руки к своим глазам.
Асов в своей жизни перенес многие тяготы и лишения, какие выпадают не каждому человеку. Но он не плакал уже с раннего детства и успел забыть это чувство. То, что с ним сейчас произошло, не удивило его, он просто вспомнил, что это такое, и принял как есть. Теперь, один и разбитый горем, Саша стоял и плакал в комнатке с гробами. Он прятал свои чувства и свою внезапную слабость, потому что четко осознавал, что остался один и сейчас слабость для него непозволительна, как и нерешительность. Возможно, она и не воспринималась бы окружающими негативно, но ему не хотелось, чтобы ее видели. Сейчас его не волновали стыд или сочувствие. Нет. Он просто оплакивал своего отца.
Асов стал медленно и глубоко дышать, но сомкнутые губы предательски дрожали. Затем он заставил себя ни о чем не думать, сосредоточившись взглядом на мерно и монотонно гудящей коробке из нержавеющей стали – вентиляторе в оконном проеме. Саша начал делать глубокие вдохи, как после напряженного бега. Одновременно он закрыл глаза и в конце глубокого вдоха закатывал глазные яблоки. Такое движение чуть раздражало участок мозга, который затормаживал нервную систему, успокаивая ее. Прием, заученный Асовым и опробованный ранее, подействовал и теперь.
Боясь, что глаза красные, а ресницы еще не высохли от слез, но не желая больше оставаться в этом помещении, он вышел в зал, намереваясь идти на улицу. Проходя мимо агента и сидящей перед ней за столом старушки, Саша услышал отрывок их диалога:
– Да нет, не надо. Пусть все будет по-простому. Зачем ей это? – говорила старушка. – Мы с ней были просто соседи, – добавила она, как бы оправдываясь. При этом бабулька укладывала в обычные целлофановые пакеты беспорядочно разбросанные по столу медали тускло-желтого цвета и маленькие книжечки документов в красных обложках.
«Значит, умерла фронтовичка, – решил Асов. – Настолько одинокая, что организовать похороны взялась соседка. При этом она не желает слишком обременять себя». Мгновенно перед мысленным взором Саши промелькнуло несколько вариантов, как одинокий ветеран мог оказаться в подобном положении. Старушка и агент быстро посмотрели на Асова, агент задержала свой взгляд на нем, но выражение ее лица не изменилось. На выходе Саша встретил маму, которая вернулась с улицы:
