Марргаст - страница 13



Он неловко выудил из-под нижней рубашки веревочку, на которой болтался знак Един-бога. Такой металлический треугольник с поперечной черточкой. Их выдавали всем, кто соглашался принять новую веру, как символ измененного человека. Мужик быстро поцеловал треугольник и вернул обратно под одежду. В тот момент, несмотря на плачевное состояние, захотелось рассмеяться.

– Скажи-ка, отец, а ты бесов видел?

Не знаю, что я ожидал услышать. Насмешку? Обезличенную проповедь религиозного слуги? Или, может, правду, которая по какой‐то причине открылась мне позже остальных?

Но все оказалось куда проще. На меня посмотрели как на глубоко больного человека и ласково ответили:

– Глупости. Не существует их.

«Вот так вот».

Кем же тогда была та тварь, что вылупилась из человеческого тела, точно насекомое из наскучившего кокона? Моим личным кошмаром? Я медленно падал в пропасть усталости, где ожидало повторение выученного урока.

Ты спасешь нас? Ты обещал… Спаси… Я приду… Мы будем есть… Придем и будем есть… Нас много, здесь, во Тьме…

Жди. Я вернусь за тобой.

Эти слова отчетливее всего отпечатались на внутренней стороне век багрово-красными рунами.



Наконец мы прибыли к берегиням. Черные изваяния из неизвестной каменной породы можно было встретить вокруг стольного града и окрестных деревень. Девять матушек – так прозвали их в народе.

Берегини были воздвигнуты в стародавние времена с целью оградить властителей Славии от происков врагов, в том числе и от козней представителей злых рас.

Разумеется, статуи никого не останавливали. Но трепет внушить могли, особенно не искушенному зрелищами путнику. Берегини возвышались над лесами, холмами и селами и легко высматривались с любой стороны. Хотя знающие люди утверждали, что даже такие гиганты не могли сравниться по величию с основой мира – древом Карколистом, рядом с которым и горы казались неказистыми уродцами.

Мы остановились на точке пограничной службы, когда я заметил странное: от одной берегини до другой тянулась едва заметная полоса света – эдакое невесомое сияние, напоминавшее купол. Мы стояли у основания ближайшей статуи: ее скорбный лик был устремлен вверх, руки сложены на груди. А над нашими головами о купол света билось темное пятно.

Оно хлопало мощными крыльями, отлетало подальше и с силой врезалось в преграду, пытаясь пробиться внутрь. Снова и снова. Я ощутил очередной прилив тошноты и оглянулся на извозчика, который как ни в чем не бывало заболтался с воином из княжеской дружины.

Они обсуждали ситуацию на востоке, степняков и их вождя Рокана Волгача, совершавшего набеги на поселки у горной гряды Тутнь, и совершенно точно не видели, что творилось всего в сотне саженей над нами.

Я облизал пересохшие губы.

– Тебя нет, ты наважденье. Сгинь, уйди!

Гигантская птица или нечто, похожее на нее, внезапно остановилось. Я вжался в сани, кожей почувствовав ее ядовитый, злой взгляд.

Мгновение «птица» внимательно изучала землю. Затем с грацией раненого хищника она развернулась в воздухе и полетела на запад, трепеща обрывками муаровых крыл. В бреду показалось, что она поспешила доложить красной твари о том, что я выжил и собрался переходить под защиту берегинь. Но потом одержимость сменила направление, и стало ясно, что меня могли и вовсе не пропустить на ту сторону.

Когда наш обоз из трех саней пересекал границу сияния, сердце рвалось из груди. Лошади нетерпеливо всхрапывали. Возможно, они видели то же, что и я.