Это казалось сном больного горячкой.
Людей разрывали пополам, кромсали двумя острыми хвостами, отрывали им головы и сосали внутренности. Некоторые попытались выбраться наружу, но лишь закупорили проем своими телами. Противоестественность происходящего, его беззаветный и ничем не ограниченный ужас наполнили воздух. Время замерло.
Я сидел в луже из чужой крови и внутренностей, судорожно стараясь придумать хоть что‐нибудь.
«Мел. Мел защищает от нечистых!»
Забившись в дальний угол, торопливо вытащил кусок мела из мешочка на шее ближайшего мертвеца. Все староверы носили такой. Вместе с мелом выпала крохотная дощечка, на которой выжигалось Истинное имя.
Руки тряслись, пока я чертил линию. Тем временем тварь закончила терзать людей и вновь вспомнила о своем освободителе. Ее или, точнее, его лоснящаяся кожа напоминала сырое мясо. У существа было три рога, словно царственный венец, и широкая, почти смыкающаяся на затылке пасть. Каждая по́ра его тела источала миазмы ужаса.
Подойдя ко мне вплотную, он сел на корточки, сжав в когтях останки выпотрошенного кота. Склонил вздутую башку набок. Я готов был поклясться: он благодушно улыбался мне!
«Это только начало, – сказал трехрогий. – Потом придут другие. Мы будем есть».
– Я не п-п-понима…
«Мы будем есть. И вас не спасут примитивные барьеры. Ей не помогла даже защита Рода, хоть глупая тряпка едва не сожгла мое зерно. Если бы не она, все бы пошло быстрее. Девчонке не стоило меня глотать. – Он ради забавы щелкнул по невидимой преграде, отчего в моей голове раздался звон. – Не бойся, тебя я не трону. Даже одарю соразмерно заслуге».
И тут я увидел, что он держал в другой лапе. Перстень с рубином, вероятно выпавший из моего кармана.
«Это то, чего ты достоин».
Чудовище с легкостью преодолело меловой барьер, взяло мою руку. Украшение поползло по пальцу вверх, содрав кожу и мясо. Я кричал от жгучей боли, пока золото растекалось по моим жилам…
А трехрогий улыбался.
«Я вернусь за тобой. А пока жди. Жди и старайся выжить во Тьме…» – последнее, что я услышал, прежде чем сознание покинуло меня. Вязкая грязь с хлюпаньем сомкнулась вокруг, забрав страхи и боль.
Чернота – ярко-черная, с вкраплениями алого…
Самым страшным впоследствии было очнуться в абсолютной, звенящей тишине. Не лихорадочный жар или ломота в теле, а именно тишина стала моим наказанием.
Вокруг собрались те, кого я так и не успел узнать. Они укоризненно взирали с пола – мертвые головы, расставленные полукругом вдоль меловой линии. Года, Олег, маленький мальчик без нижней челюсти, несколько молодых женщин…
Они корили меня за то, что остался жив.
На негнущихся ногах я вышел наружу. В небе висел, словно надкушенный, огрызок луны, свет которой делил мир на две равные половины. Искристая белизна снега сходилась с непроглядным мраком леса. Умиротворяющая картина.
Трехрогий ушел, знатно порезвившись напоследок. Повсюду – на улице и в домах – лежали растерзанные тела. Пройдя мимо амбара, я заметил знакомый силуэт… И несколько минут тупо разглядывал Селио, прибитого за горло к покосившимся воротам обломком вил. Его лапы неестественно сгибались, почти все зубы были выбиты.
Пересилив боль, я приблизился и стиснул в ладонях потускневший мех. Под шкурой находился замерзший студень, но никак не внутренности живого существа – моего единственного друга. Это просто не могло быть правдой…
Я начал смеяться. И смеялся до тех пор, пока не исчезли различия между воем, смехом и рыданиями.
