Око Ярило ушло за край земли, когда в нашу избушку ввалился Олег. Он подбежал ко мне, схватил за ворот рубахи. Лицо было перекошено.
– Остолбень, паскуда… не прощу! Что мы сделали не так?! Нет, ничегошеньки теперь не изменишь! – прокричал невнятно. Судя по запаху, он был мертвецки пьян.
Пение приближалось. Селио бросился к распахнутым дверям, застыл и, рискнув тайной, крикнул через плечо:
– Они что‐то задумали. Посмотри, Иван!
К амбару направлялась разгневанная толпа. У многих с собой были рогатины, с которыми обычно ходили на медведей. Старейшина стояла в первых рядах, держа в руках чашу с огнем. Несколько крепких мужчин выволокли Беляну наружу под вопли белой как смерть матери.
Девочку тащили крюками. Она сделала несколько шагов и упала в лужу растаявшего снега. К светлым волосам тут же налипла всякая грязь, но Беляна, казалось, этого не заметила. Стоило ей оказаться снаружи, как на истощенном лице проступила улыбка. Точно червь выбрался из слегка подгнившего яблока.
Вот что пугало по-настоящему. Не смертельная худоба ее тела, не пергаментная кожа, обтянувшая череп так, что проступили его контуры, а эта безмятежная улыбка. Беляна знала, что все закончится хорошо.
Я вышел толпе навстречу.
– Что вы задумали?
Года приосанилась. В последних отсветах небес жители Фензино выглядели мрачными истуканами, расставленными вдоль дороги.
– На охотника Лота снизошло озарение. Во сне он увидел, как избавиться от горя, пришедшего в наши края. Раз юный колдун не в силах помочь, мы сами изгоним лихо. Своими умениями.
Они потянули девочку дальше. Путь их лежал прочь из деревни: по знакомой мне тропинке к реке Ветхе. В старой мельнице все было готово для ритуала. Внутрь набился народ, зачем‐то принесли истерично визжащего кота, который лишь добавил шума. Я едва протолкнулся сквозь толпу потных и возбужденных людей.
«Что они такое задумали, Мерун их задери?!» – тревога все усиливалась.
А задумали они в лютый мороз привязать десятилетнего ребенка к водяному колесу.
– Бедняжка, – всхлипнул кто‐то из пришедших на казнь. – За что ей такие мучения?
На Беляне оставался явно не по погоде надетый сарафан. Распухшую шею обхватывала лента-оберег.
Внесли чарку с настоем зверобоя. Года торжественно влила его в тлеющие угли.
– Твое слово, гость. – Старейшина больше не звала меня колдуном-чародеем. – Попробуешь свои силы, прежде чем мы свершим ритуал? Вода в это время года – хуже поцелуя Макоши-матери: она либо убьет девчонку, либо очистит от скверны.
– Вы совершаете ошибку.
Меня трясло, словно это я стоял в морозный вечер, завернутый лишь в тонкую ткань. Язык лип к нёбу.
«Не могу, не хочу вмешиваться… Если рискну и потерплю неудачу, они и нас с Селио за компанию утопят».
И тогда Беляна решила все за меня. Она наморщила высохшее личико с проглядывающей сеточкой вен и завизжала.
– Не надо в воду! Не хочу, нет! Мама, он меня заставил… Говорил, что будет весело… Я не знала, что они умрут, мама-а-а!
Ее потащили к колесу.
– Остановитесь, – вмешалась Года. – Ты говоришь о душегубе? Ты его знаешь? Скажи имя того человека, маленькая! Кто он?
– Нельзя-а…
– Говори сейчас же!
Беляна сжалась, икнула.
Стало до жути тихо.
И вот она проронила сквозь сухие, изъеденные болячками губы:
– Тятя уходил ночью с ножом. Так надо было.
Среди жителей деревни тут же завязался горячий спор, а я вслепую нашел опору и повис на ней.
«Клянусь, никогда больше не стану строить из себя мудреца-чародея. Никакие богатства того не стоят».
