Валя Карпов чуть не подпрыгнул на своей верхней койке. Кто-то со всей силы саданул снизу в металлическую пружинную сетку двухъярусной кровати. «Опять Куцый будет измываться, задолбал бандеровец проклятый», – мелькнуло в сознании, с трудом отряхивавшем с себя остатки такого сладкого, такого мирного, доармейского сна.
Снизу долбанули ещё раз:
– Подъём, духи! Кому сказано! – Куценюк явно злился: его команда не была выполнена мгновенно.
По двум соседним койкам тоже молотили. «Значит не один Куцый нас домогается, ещё хуже». Перед тем, как сигануть с верхотуры, Валя поймал невесёлый взгляд сбрасывающего с себя одеяло Яши, тот тоже не ждал ничего хорошего от внезапного пробуждения.
– Сорок пять секунд срока, духи! – это уже гремел, почти заглушая собственную гнусавость, голос маленького, злобного Зоныча с округлыми, глуповато-бараньими глазами. По данному при рождении имени Володя его никто не называл, а все уважительно величали «Зона» или «Зон Зоныч» – он до армии работал при каком-то исправительном учреждении и очень гордился этим фактом своей биографии. Оттуда принёс и повадки бывалого зэка, хотя среди уголовников его, пацана-вольнонаёмного, наверное, даже за шавку не считали.
Новое пополнение караульного взвода в виде трёх солдат свежего, майского, призыва бросилось судорожно натягивать на себя амуницию. Они уже знали, что не успей хоть один одеться вовремя, процедура повторится, и так до бесконечности, пока не устанут их мучители.
– Духи, вы не понимаете, суки, какие мы добрые, – затянул старую песню Зона, – вам дали время проснуться, вы живёте, б…, как на курорте, потягушки делаете в кроватке. Вот Сосна что с нами творил, вам такое присниться не может.
Сосну – сдававшего уже скоро третий месяц дела перед дембелем старшину роты Сосновского – они поминали при каждом удобном случае. Так легче было мучать молодых, ведь иногда возможно просыпались от глубокой летаргии угрызения совести.
– Так, время вышло, проверяем готовность молодых солдат, – Зона, все полномочия которого объяснялись принадлежностью к когорте старослужащих и узкому кругу «авторитетов» среди них, полез проверять обмундирование стоявших по стойке «смирно» Вали и его двух товарищей по несчастью.
– Карпуха, это что такое, почему ремень на яйцах? В «деды» уже записался? Я тебе запишусь, сука! Так, духи, по-новой, сорок пять секунд срока – отбой! – голос Зоны уже не гремел, а привычно противно гнусавил: за проходом в третьем ряду кроватей кто-то матюгнулся на ревнителя строгих уставных порядков на выборочной основе – к своим «старикам» надо было прислушиваться.
И духи уже торопливо скидывали с себя форменные курточки, сапоги, брюки, портянки, которые следовало аккуратно намотать на голенища кирзачей, ровно выстроенных рядом, и складывали одежду на табуретку. Таковы порядки: кровати заправить «кирпичиком», 90 градусов угол между поверхностью и боком, форму сложить как на витрине военторга, обувь выдраить до блеска. Несомненно, всё это должно было повышать боеспособность Вооружённых сил.
– Так, вроде уложились, – это уже начальник караула, младший сержант Куценюк, взял бразды правления в свои руки, – проверим. Эй, Якимчиков, почему сапоги криво стоят? Придётся повторить упражнение! Не доходит через голову – дойдёт через руки и ноги!
– Давай, Витёк, учи их, – напутствовал дружка Зона, – а то я устал чё-та.
