Молоко. Горячее и с содой. Мама поила в детстве.
А от боли в горле – можно полоскать солью, содой и марганцем.
Если, конечно, в этой Нави марганцовка существует.
Но, по крайней мере, большую часть компонентов можно найти на кухне.
Осталось только обнаружить кухню. Тем более, что и самой Маше туда надо. Хотя бы для того, чтоб с голоду не умереть – а то, тот же Васенька даже по ступенькам за ней не пошел, не говоря уже о том, чтоб к этому, безголосому подойти.
Маша протянула руку, медленно, один за другим разжала узловатые пальцы мужчины, перехватившие ее запястье и мрачно поинтересовалась:
– Кухня здесь где?
Незнакомец вновь дернул уголком рта, и просипел:
– Пошли, покажу, девка, – на лице просто- таки крупными буквами было написано: мол, экскурсоводом работать не нанимался, но раз собеседница попалась такая неугомонная, то может стоит ее завести куда надо, да и позабыть там?
– Культура из вас, вижу, так и прет! – не удержалась от колкости Орлова.
Одноглазый медленно встал на ноги. Невысокий, коренастый, гиперстенического телосложения. Мужчина зябко передернул плечами – еще бы, при таком отвратном ларингите на земле- то сидеть! – наклонился, поднял шапку и, не удостоив Машу ответом, направился к одному из многочисленных зданий.
С точки зрения «полонянки» выбирал новый знакомец почти наугад. Таких одноэтажных строений вокруг вполне хватало, разницы между ними особой не было, но Орлова решила не спорить – в конце концов, местному жителю лучше знать.
Мужчина толкнул потемневшую от времени дверь, и наружу ударила волна горячего пара, потянуло вкусными запахами, послышались голоса… Одноглазый чуть склонил голову, шагнул через порог. Маша поспешила за ним.
В первый миг она даже рассмотреть толком ничего не смогла: некоторое время ушло на то, чтоб проморгаться… И лишь через несколько минут женщина разобрала, что же она видит: по кухарне сновали, бодро обмениваясь советами и командами, невысокие, самое большее по пояс Маше, человечки. В белых колпаках, фартуках, с кудрявыми волосами, щедро присыпанными мукой, они напоминали то ли пушистые облака, то ли овечек, невесть как забредших на кухню:
– Тесто! Митроха, за тестом следи!
– Три фазана! Девятко, ты принес фазанов?!
– Цветана, ты обещала заняться сбиванием масла!..
Маша даже посчитать не могла, сколько поваров сновало по кухне. То ей казалось, что из всего человек пять, не больше, то, чудилось, что перед нею бегают с полсотни кашеваров…
Человечки умудрялись быть везде и всюду: помешивать суп в громко булькающем котле, ощипывать птицу, сбивать масло, месить тесто, крутить в очаге вертел с цельной тушей, рубить яблоки для начинки в пирог, дробить на мелкие кусочки огромную сахарную голову…
У Маши от этой кутерьмы все перед глазами поплыло, и женщина, чтоб не упасть, схватилась за дверной косяк.
Одноглазый, похоже, был более привычен к подобному спектаклю. Мужчина шумно втянул крючковатым носом воздух и сипло выдохнул:
– Ни пользы от голбечников, ни выгоды. Только и знают, что кутерьму устраивать, а как до дела дойдет – одна сутолка.
На кухне словно стоп- кадр включили: все человечки в миг замерли в тех позах, в которых из застала эта короткая фраза. Даже варево в котелке, вздувшееся очередным пузырем, так и застыло, не решившись булькнуть. Облако муки, взметнувшееся по самый потолок и вовсе застыло в воздухе.
И в наступившей тишине чуть слышно звякнул тонкий голосок:
