Марья-царевна из Детской областной - страница 17



Мужчина опустился на резной трон, обхватил руками голову…

Леший знает, сколько он так просидел… Лишь заметив краем глаза какое- то неясное шевеление поднял глаза: в хоромах ощутимо потемнело, спустилась ночь, и промеж высоких канделябров сновала легкая сизая тень, с каждым мигом все явственней обретающая очертания стройной девицы в скромном сарафане. Изредка она останавливалась, прикасалась кончиком пальца к свечам – и на фитильках вспыхивали крошечные огоньки: юная вечерняя заряла освещала терем… На рассвете по комнатам пройдет утренняя, загасит все свечи.

– Эй, – окликнул служанку Кощей.

Та замерла, оглянулась на царя и склонилась в глубоком поклоне:

– Да, мой царь? – голос, высокий, звонкий, дрожал и прерывался.

– Как твое имя?

– Злоба, мой царь, – тень стала чуть плотнее, чуть заметнее, и Кошей разглядел черты лица: молодая, совсем молодая девушка: чуть вздернутый носик, огромные глаза, из- под платка – галстинки видна туго заплетенная коса.

– Здесь с розжигом закончила?

Заряла бросила короткий взгляд в дальний угол: тень пошла легкой рябью:

– Почти, мой царь. С десяток свечей осталось…

Мужчина кивнул:

– Закончишь, пойдешь в терем царевен.

Девушка подняла на него удивленные глаза:

– Но мой царь! Там Смиляна свечи зажигает!

– Пусть зажигает, – нервно дернул плечом Кощей. – Посмотришь, что делает царевна, вернешься, расскажешь.

Молодая заряла склонилась в новом поклоне:

– Как прикажешь, мой царь…

Мужчина отвернулся, показывая, что разговор окончен, а Злоба легкой тенью скользнула к незажженным свечам, прикоснулась к ним, пуская по фитилькам крошечные огоньки, и просочилась сквозь стену, поспешая выполнить приказ царя.

Язычки пламени плясали на истекающих прозрачными слезами свечах. Звери, нарисованные на стенах, скалились и кривлялись. За окном послышалось насмешливое ухание совы, и Кощей вздрогнул. Не об этом ли предупреждал отец? «Не верь сове»? Или может – советнику? Или советам…

Вопросов больше, чем ответов.

Но пока что Змей не сказал ничего злого, он, наоборот, поведал о похвальбе Горыныча, напомнил о традиции… Значит, отец говорил не о нем?

Вопросы, вопросы, все время одни лишь вопросы…

Еще и царевна эта неправильная…

Темная тень зависла за окном, преградив дорогу лунному свету.

Неужели сова что- то хочет? Сказать? Передать весть?

Мужчина шагнул к окну, легко распахнул створки…

На подоконник упал свиток, перетянутый грубой шерстяной нитью. Серой, не крашенной и колючей на ощупь.

Сургучная печать на послании была сломана.


***

Маша допила молоко и прислушалась к собственным ощущениям. Вроде бы организм не собирался здесь и сейчас помирать от острого отравления какой- нибудь бацилой. Впрочем, всему свое время, правильно? Симптомы дифтерии так сразу не наступят…

Теоретически, конечно, понятно, что вряд ли в царском дворце будет отвратная кухня, но что будет на практике – фиг его знает. Тем более, что это, вроде бы, параллельный мир… Может, здесь, как обещано в каком- то комментарии к «Алисе в стране чудес», отзеркаленные молекулы всех продуктов превращают их во что- то не съедобное для человека из обычного мира?

Правда, выяснить это можно только опытным путем.

А потому остается только надеяться, что это все глупости, измышления, и все будет в порядке.

А еще нужно все- таки помочь новому знакомцу с ларингитом. В конце концов, Маша – врач или где?

– Извините, – осторожно кашлянула женщина, пытаясь выцепить кого- нибудь из поварят.