– Ну а что. Кто-то на полярной льдине справляет, кто-то на воздушном шаре. Олег, он ведь в РЖД служит.
– Олег?
– Ну да, жених.
– Тогда понятно, – соврал Пеликанов.
– Вы бы мне сразу сказали, чего нужно, я бы вам сама принесла.
– Сразу я не знал, – посетовал Жора.
– Так я могу сейчас сходить, только пол домету и руки помою. Сходить?
– Нет, спасибо, не нужно, я так…
– Ну как знаете. Вологда?
– Да.
– Видите, я помню, – проводница снова принялась за уборку.
Жора потоптался с ноги на ногу, рассматривая ее проступающий через форменную юбку четко очерченный муравьиный зад.
– Мой сосед по купе. Вы не знаете, куда он делся? Что-то давно его не видать.
На этот раз она распрямилась стремительно, как от змеиного укуса.
– Только этого мне не хватало!
– Чего? – не понял Пеликанов.
В расширившихся серых глазах проводницы застыл первобытный ужас.
– Чего – пропащих! Прошлой осенью прямо эпидемия какая-то была. Шестеро! В этом году, думали, слава богу, а оно, прости господи, опять началось.
Проводница начала судорожно стягивать с себя перчатки, а потом стала размашисто креститься на иконку Пресвятой Богородицы, висящую в углу над металлической раковиной.
Жора плохо понимал, о чем она и что вообще происходит.
– Подождите, вы хотите сказать, у вас это регулярно люди пропадают? – оторопел Пеликанов.
– Да никакие они не люди, говорю же – пропащие. На поездах северного направления такое уж сколько лет творится, никто и не помнит, когда началось. То у нас объявятся, то на Мурманском, то на Вятском, – начала быстро перечислять она. – Иногда, бывает, на Воркутинском, но это редко. Войдет такая нежить под видом обычного пассажира, посидит-посидит, чаю попьет, а потом, исчезает, поминай, как звали. Да еще и прихватит с собой что-нибудь, а нам – отчитывайся за недостачу. Лет двадцать тому назад, говорят, на «Карелии» повадились ездить, каждую неделю до Рождественского поста пропадали.
– Вы сейчас серьезно? – Жора всматривался в проводницу так, словно пытался разглядеть внутри нее какой-то удивительный механизм, заставляющий ее нести всю эту фантастическую чушь.
– Нам шутить на работе не положено. У нас с этим строго, – предупредила она.
– Куда они на поездах дальнего следования могут ездить? – изумился Пеликанов.
Он вспомнил, что в Средние века существовали «корабли дураков», на которых за пределы городов высылали душевнобольных, прокаженных и пьяниц, а ему в силу каких-то особых заслуг посчастливилось оказаться в поезде сумасшедших. По всей видимости, неспроста.
– Откуда мне знать? Я сама крещеная, и сына, как положено, на сороковой день окрестила, – зачем-то добавила проводница.
– И что, вещи вот так после себя оставляют? Куртки, портфели, зонты? – усомнился Жора.
– Да вроде нет, не было такого.
Пеликанов услышал в голосе проводницы затеплившуюся надежду.
– А ваш сосед без вещей пропал?
Когда они достигли восьмого купе, Иван Михайлович Зайцев сидел на своем месте, как ни в чем не бывало, закинув ногу на ногу, и всем видом выражал удовольствие от поедания шоколадной конфеты.
– Так здесь он, а вы говорите, – обиделась проводница.
– Иван Михайлович, я вас потерял, я уж было… – залепетал Жора.
Заметив стоящую на столе бутылку виски, проводница понимающе закачала головой.
– Я решил, что для вас будет лучше один раз увидеть, – объяснил Зайцев, когда они вновь остались одни. – Точнее сказать, наоборот, потерять меня из виду.
