– С-скажи, А-артур… чего ты ждёшь от жизни? Что ты ценишь б-более всего?
– Э…
Вопрос ошеломил.
– Семью, наверное… и дружбу. Это самое главное в жизни каждого.
– Да… Это так. П-поэтому для меня важнее всего защитить п-пока ещё живую маму от нападок таких у-уродов, как он.
– Ты противоречишь: то он обыкновенный человек, то он урод.
– А разве это п-противоречие?
– Тебе не нужно оправдывать свои действия, Томас. Тебя можно понять.
– Х-хорошо.
– Как сейчас твоя мама? Здорова?
– Сильно больна. Я л-лишь на одного человека н-надеюсь…
– Вот как, – выдавил Артур. И добавил: – Здоровья ей.
Сказать ему более нечего. А при отсутствии слов нет смысла стоять и ждать у моря погоды – так думал он, а потому вернулся к закончившим препираться студентам. Томас постоял ещё с минуту, глядя вдаль пустыми глазами, и тоже вернулся – как раз тогда, когда Александр, Вендель и Артур уже уходили.
Получасом позже Томас с Хеленой шли вдвоём в другой части набережной, как обычно взявшись за руки – пожалуй, только это и могло поднять студенту настроение с самых тёмных глубин отчаяния. Девушка была весела, тогда как Томас мерил взглядом землю, лишь временами поглядывая вперёд. Но не стоит думать, что в трудные для одного из них минуты второй от счастья облаков не может насчитаться – нет, оба они чувствуют друг друга и понимают, когда ближнему плохо. Хоть Хелене и дышалось легко, она ощущала давление той горечи, что источал всем телом Томас. Но спросить не решалась, потому как казалось ей постоянно, что вопрос этот задавит в первую очередь её.
– Что за дым? – тихо спросила она. Хелена поинтересовалась о тех пышных тёмных столбах, что с самого утра чернили небо.
– В-выборы скоро, – глухо, как бы находясь где-то далеко, ответил студент. – К-кандидаты, все как один, решили разоб-браться с терроризмом и вооружённой оп-позицией. Потому, кстати, и с-стреляли ещё сегодня.
– А чего раньше им этого не делалось! – презрительно протянула Хелена.
– Ты п-пойдёшь на эти выборы? – вдруг как-то оживился Томас и поглядел на подругу. – За кого г-голосовать будешь?
– Не, я не пойду. Все они какие-то сомнительные: у одного счета за границей, другой войну объявить хочет, а третий словоблуд! Не, я, наверно, пас…
– Вероятно, это н-наиболее правильный выбор… – странно отреагировал Томас, вновь опустив глаза. Хелена с прищуром поглядела ему в профиль и почувствовала болезненный укол. Она ощутила сама, как нечаянно ранила Томаса.
«Что же так мучает его?» – звенел один и тот же вопрос. Душа девушки изнывала, кричала и бесилась. Она всеми силами хотела утешить Томаса и помочь решить все проблемы. Надо выяснить, что его тревожит!
– Х-хелен, что ты читаешь с-сейчас? – выдал тот. Глаза все ещё мерят землю. Спина сгорблена, и руки тягостно качаются вперёд-назад.
– Ну, разное… Саморазвитие, психология…
– О б-бизнесе…
– Да, что-то вроде того, – рассмеялась она.
– И что ты уз-знала интересного?
– Да ничего, в принципе. Пишут всё об одном: быть уверенным в себе; как определить, что тебя любят; глаза – зеркало души, и прочую лабуду. Зато я, кстати, сама кое-что придумала из этого, – похвалилась девушка.
Пара влюблённых шла по мостовой между плотным рядом двухэтажных домов и парапетом, возле которого стояли, подобно безмолвным стражам, пока ещё спящие фонарные столбы. Впереди перекрёсток: от этой мостовой отделялась ветвь, уходящая прочь от реки, вверх по холму; там, где происходило это разделение, у парапета стояла деревянная лавочка.
