Маска падшего - страница 25

Теперь о самом Александре: черноволосый парень сидел в этот пасмурный выходной, неделю спустя, в клинике Освальда Вайтмуна, возле палаты Хелены, дожидаясь разрешения на визит. Рядом расположился пакет с фруктами и лимонадом. Сидел студент на белоснежной скамеечке, возле самой двери, находясь в широком, хорошо освещённом коридоре с голыми серыми стенами. Людей было не протолкнуться. Везде суета, стоны и охи, у дверей немыслимые очереди, и в каждом закоулке, в каждой щели стоял один и тот же отвратительный запах – смесь кровяной вони и вечного лекарственного аромата.

Трудно сидеть на месте более часа, когда не слышишь собственные мысли, когда каждый второй проносится мимо, чуть не снося тебя со скамьи, когда каждые пять минут к тебе подходит омерзительного вида громадная женщина и требует сначала убрать пакет, а затем встать, чтобы освободить место ей, даме. Последние пятнадцать минут из палаты то и дело выходила медсестра и убеждала гостя, что сегодня туда нельзя никому кроме лечащего врача. Выдержке Александра можно было только позавидовать.

Но вот в конце коридора показались четыре фигуры, все в белоснежных халатах поверх простой одежды. Шли они чинно, но торопливо.

Впереди всех, широко размахивая руками, шагал немолодой пухленький блондин с порядком поседевшими, вылезающими волосами. Это – Освальд Вайтмун. Будучи основателем и действующим главой этой больницы, известной во всей стране качеством медицинских услуг, он был, по мнению племянницы, добрейшим на свете человеком. Впрочем, телефонный разговор недельной давности, когда девушка умоляла его вылечить мать Томаса за бесценок, тяжёлой и неотвратимой дланью рассёк их тёплые отношения.

За Освальдом следовал долговязый мужчина, над гневно стреляющими глазами которого темнел пепельный лук, – Генри Вайтмун, кровный брат Освальда и отец Хелены. Натурально, человек он в высшей степени раздражительный – из тех, что большую часть времени, вне зависимости от обстоятельств, пребывают в прескверном настроении. Именно с ним говорила по телефону Хелена в тот момент, когда рыдала, сидя на коленях. Генри, заваленный работой, был особенно гневлив, а потому, следом за братом, без колебаний подписал приговор матери Томаса.

Чуть поодаль от братьев неспешно шли, болтая, коротко стриженный кудрявый шатен бодрого вида и совсем молодой брюнет. Первый – с вечно смеющимися, пышущими задором зелёными глазами, оптимист по натуре, – Бернард Фаргус. Как и его собеседник, черноволосый Гарри, он хоть и Вайтмун по крови – троюродный брат Освальда и Генри, – но с медициной, в отличие от них, связан лишь косвенно. Род Вайтмунов древен, и члены его по мужской линии всегда становились врачевателями. Но, видимо, последнее поколение стремится отступить от традиций, ибо даже более чистокровный Вайтмун, вышеупомянутый Гарри, нашёл себя не в медицине, а в едва явившейся на свет ядерной физике. В свои двадцать восемь он уже доктор наук. Вместе с ним Фаргус основал один из национальных исследовательских институтов, сделавший немало открытий. Освальд, к своей чести, всегда умудрялся применять их с большим, чуть не революционным успехом в медицине.

Собеседник Бернарда, Гарри Вайтмун, сын Генри и старший брат Хелены, превыше всего на свете ценил семейный уют и общение. Но когда ему было семнадцать, ударом молнии поразила его любовь, невинная, юношеская, грозившаяся перерасти в брак. Осмотрительный от природы, понимал он, что это наполнит жизнь его кипой лишних забот, а потому порвал с возлюбленной и моментально исчез из её жизни – так резко, словно никогда в ней и не появлялся. С тех самых пор ни с одной женщиной ему, уважаемому доктору наук, не удаётся вступить в желанную духовную связь. Лишён он ныне и столь ценимого им семейного уюта, и общения. Но жалеет он мало о чём: вся ядерная физика выросла из его разума, и всё, что сейчас развивается, с ней связанное, существует благодаря ему. На открытиях его учёной группы институт привлекает огромные суммы, которые затем «на благотворительных началах» перетекают в клинику; та, в свою очередь, излишек вырученных средств на тех же началах переводит в институт. Так между этими двумя учреждениями происходит финансовая регулировка, благодаря которой оба обеспечиваются необходимыми средствами для существования и развития. Из-за недостатка денег никто не способен так влиять на науку страны, как Бернард, Освальд и Гарри – не преувеличением будет сказать, что на них она и держится ныне.