Маска Зверя. [история чёрного серебра] - страница 4



Волков передал ему папиросу. Саше, правда, хватило одной затяжки. Страшно закашлявшись, он на ощупь отдал папиросу обратно.

– Дрянь какая! И за каким же бесом вы курите?

– Кто это «мы»?

– Не важно – это я так, образно.

– Образно. Только добро чужое переводишь.

– Было бы оно добром. А то по вкусу совсем не на добро похоже.

В дверь позвонили.

– А вот наши балбесы, – сказал Саша, все еще откашливаясь, и пошел открывать.

Дима и Юленька помимо подарков притащили с собой еще и пироги с курицей и рыбой.

Тут же разлили шампанское, провозгласили незатейливый тост – «Чтоб больше не болел!» – и, осушив и без того наполовину опустевшие от спавшей пены бокалы, стали дарить подарки.

Юленька заявил, что решил вспомнить детство и преподнес книгу сказок братьев Гримм – толстенную, с мрачными и очень красивыми картинками.

Волков, не мудрствуя лукаво, извлек из кармана брелок с настоящей греческой серебряной монетой, которую привезли ему из Херсонеса. Но особенно отличился Дима. Все, конечно, уже слыхали о том, что его тетушка побывала в Италии и привезла ему гору подарков, так что никто не удивился, когда он, вручив Саше сверток, объявил:

– Вот тебе кусочек Италии!

Едва Саша нетерпеливо разорвал бумагу, к нему на колени выпала настоящая венецианская маска «арлекино» – словно бы состоящая из красно-черно-белых лоскутов.

– Это мужская коломбина, – уточнил Дима. – Нравится? О, а давайте устроим дель арте! – без паузы продолжал палить он, видно, еще дома заготовив идею. – Арлекин все равно уже есть!

– А кто Коломбиной будет? Юленька? – ехидно поинтересовался Волков.

Юленька фыркнул.

– Вот еще. Сам будь Коломбиной, если так нужно.

– Какая из меня, к черту, Коломбина? Ты – другое дело. Сашка, а ты что скажешь?

– Дель арте без Коломбины быть не может, – рассудил Саша. – Поэтому повелеваю нашему Юленьке быть Коломбиной.

Вроде бы и пошутил, и скомандовал, а попробуй не послушаться – испортишь все веселье. Юленька больше не спорил.

Саша вытащил в гостиную целую охапку шарфов и платков из шкафа в прихожей. Дима тут же схватился за длинный белый шарф. Юленьке повязали на талию цветастый платок, а на плечи набросили тонкую паутинку шали. Волков завернулся в тяжелый черный платок, заявил, что он – монах-отшельник, и закурил следующую папиросу.

– Ну. И что делать? – поинтересовался Юленька, когда все образы были завершены. – Сразу говорю, что плясать не буду.

– Коломбина обычно мечется, не в силах выбрать между Пьеро и Арлекином, – подсказал Дима. – Все уже вроде готово к свадьбе…

– Я выйду за Кононова, – отрапортовал Юленька и стал мастерить себе гигантский бутерброд из всего, что было на столе.

Диму такое скорое решение несколько удивило и будто бы слегка задело.

– Это еще почему?

– А ты болеешь всё время – какой из тебя муж?

Вступил в игру Волков.

– Послушай, девонька, старого, умного дядю: выходи за больного. Он быстрее помрет – тебе все добро достанется.

– Какое добро? – фыркнул Кононов. – Какое у него может быть добро? Он же поэт, богема, голодранец!

– Знаете ли! Если мансарда на Монмартре за добро не считается, – протянул Дима. – И помирать я, кстати, не собираюсь. Ипохондрия – мой личный творческий наркотик. Да и погляди на нашего Арлекина – сам бледный, как смерть. Еще кто первый помрет!

– Правда, Сашка, – подтвердил уже серьезно Волков. – Ты бледный, почти синюшный. Тебе снова поплохело?

Саша поспешно встал и подошел к старому мутному зеркалу в тяжелой раме. Что же случилось? Неужели он так вдруг побледнел сильнее прежнего?