– Я не видел её. Позвольте мне взглянуть, – поднимая одну и рассматривая её. – Уже хорошо, симпатично; жалобно, особенно вступление:
Жаль человека, в котором слишком мало
И радости, и веры.
– …Если это так, то действительно жаль его. Читается очень гладко, сэр. Красивый пафос. Но вы полагаете, что это просто сантименты?
– Касательно этого, – сказал маленький сухой человек, – я думаю, что это в целом своеобразная, странная вещь, и всё же я почти стесняюсь добавить, что она действительно подходит к моим взглядам, да и к чувствам. Сейчас, так или иначе, я чувствую, что я был доверчивым и приветливым. Я не знаю, что именно я когда-то чувствовал прежде. Я, естественно, был поражён своими чувствами, но эта ода по-своему поработала над моим бесчувствием, мало чем отличаясь от проповеди, которая, оплакивая мою ложную смерть в прегрешениях и грехах, таким способом понуждает меня быть в целом живым и в добром здравии.
– Рад слышать это и надеюсь, что вы преуспеете, как говорят доктора. Но кто, как снег, рассыпал здесь оды?
– Не могу сказать: я здесь недавно.
– Может, здесь был ангел? Ну, если вы говорите, что чувствуете себя человеком душевным, то позвольте нам вести себя, как остальные, и сесть за карты.
– Спасибо, я совсем не играю в карты.
– Бутылку вина?
– Спасибо, я совсем не пью вина.
– Сигару?
– Спасибо, я совсем не курю сигар.
– Расскажите историю.
– Если серьёзно, то я едва ли знаю одну, которую стоит рассказать.
– Тогда, мне кажется, этой сердечностью вы заявляете, что чувствуете себя возбуждённым, как потоки воды на земле в отсутствие мельниц. Ну, вам лучше взять в добродушные руки карты. Чтобы начать, мы будем играть на такую малую сумму, какую вы пожелаете, и как раз сделаем игру интересной.
– Воистину, вы должны извинить меня. Так или иначе, я не доверяю картам.
– Что, не доверяете картам? Добрым картам? Тогда на сей раз я присоединяюсь к нашему печальному здешнему соловью – Филомелу:
Жаль человека, в котором слишком мало
И радости, и веры.
– До свидания!
Снова прогуливаясь тут и там и болтая, он со своей книгой, со временем утомившись, поискал глазами место и, высмотрев частично свободный диван, придвинутый напротив, присел там; вскоре там же появился его случайный сосед, который оказался тем самым добрым торговцем, весьма заинтересовавшимся перспективой, внезапно открывшейся перед ним; по ту сторону находились два играющих в вист легкомысленных молодых человека с кремовыми лицами, один из которых был в красном шейном платке, другой – в зелёном, против двух вежливых, серьёзных, солидных, хладнокровных мужчин среднего возраста, одетых в приличествующие их профессии чёрные галстуки и, очевидно, обладающих степенями докторов в гражданском законодательстве.
Вскоре последовал предварительный осмотр нового посетителя, а затем славный торговец, наклонившись в его сторону, прошептал, прикрывшись раздавленной копией оды:
– Сэр, мне не нравятся взгляды тех двоих, а вам?
– Едва ли, – шёпотом прозвучал ответ. – Эти цветные шейные платки не лучшего вида, по крайней мере, для меня; но мой вкус не закон для всех.
– Вы не поняли, я имею в виду других двоих, и я сужу не о платье, а о выражении лица. Я признаюсь, что я не знаком с такими господами дальше чтения о них в газетах, но те двое – шулеры, разве нет?
– Да пребудет от нас подальше каверзный и придирчивый дух, мой уважаемый господин.
