– Да, – вздохнула Аня. – я поняла. Врагом была назначена женщина.
– Конечно, – согласился дядя Саша. – Тут нашел свое выражение традиционный антифеминизм Церкви, заимствованный у древних переднеазиатских сообществ. Собственно, ничего нового, по сути, придумывать и не нужно было, так как Церковь всегда видела в женщине врага.
– Но почему?! – возмутилась Аня.
– А потому что женщина гораздо теснее связана с реальным миром, с его заботами и проблемами. Ей приходится гораздо чаще заниматься повседневными делами: детьми, семьей, хозяйственными вопросами, короче говоря, мирским. Именно поэтому женщины более рациональны и прагматичны, чем мужчины, то есть, по церковной терминологии, менее духовны, более суетны. По этой же причине женщины редко бывают фанатичны. Они очень нечасто основывают какие-либо духовные движения, религии или секты, и редко становятся их видными фигурами. У них мозги заняты другим – реальной жизнью. Они и мужчин отвлекают от всякой идеологической дури и мути и возвращают их к реальности – по-церковному, «тянут в болото греха». Это первая причина враждебности Церкви по отношению к женщине.
– Это, значит, еще не все… – горько усмехнулась Аня. – Что же еще?
– Женщина – это соблазн. Ну, ты понимаешь… Сексуальность, зов плоти. Могущественный инстинкт, с которым ничего нельзя поделать. Против которого не попрешь, потому что это природа, естество. И от этого никто не свободен – никто!
– И инквизиторы тоже…
– И они тоже. И епископы, и кардиналы. И сам папа римский. Как говорится, «homo sum, homini nihil a me alienum est».
– «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо».
– Да. Но слово «homo» значит также и «мужчина».
– То есть, «я – мужчина, и ничто мужское мне не чуждо» – так?
– Так. И каждый мужчина против этого «зова плоти» бессилен. И зависим от него, какое бы положение, пусть самое высокое, он ни занимал. Все мужчины – игрушки и заложники вожделения, объектом которого является женщина.
– Поэтому они ненавидят женщин… – грустно произнесла Аня.
– Многие – да. Ненавидят и мстят им за это вожделение, которое они к ним испытывают.
– То есть, мстят им за то, в чем они не виноваты.
– Да. И никто не виноват.
Аня молча откинулась на спинку стула и отвернулась к окну, уткнув взгляд в городскую стену тринадцатого века, вид на которую открывался из кабинета дяди Саши.
– Боже, какая, все-таки, мерзость этот мир! – опустошенно произнесла она.
