– Не бойся, малышка, все будет хорошо, – прошептал он сочувственно. – Ты только не бойся ничего и...
– Не смей! – процедил Кровавое Веретено. – Не смей обманывать ее. Должно быть, Черный Лорд плохо объяснил тебе правила, Сероглаз. Я исправлю его упущение. Запомни, Сероглаз, да хорошенько, если хочешь пробыть Ступившим за край дольше одного дня. Мы – темные маги и убийцы. Мы – маньяки, безумцы, полные ненависти. Но мы не лицемеры. Ничего хорошего ее не ждет. Если она выживет после сегодняшнего, то все равно уже никогда не придет в себя. Она никогда не сможет оглянуться кругом и оценить всю прелесть мира, в котором она родилась. Ни запахов, ни звуков, ни цветов. Все станет для нее серым, не останется ни дня, ни ночи, лишь вечный обморок наяву. Она не скажет ни слова и ничего не услышит. Никогда. Ее рассудок навсегда разбит с того самого момента, как она при жизни прошла через Арку, а эмоции... что ж, даже у черной обгоревшей ветки дерева будет больше эмоций. И чтобы избавить ребенка от мучений и бессмысленного существования, по возвращении я не стану оттягивать долго и сразу же проткну ей сердце кинжалом, а ты закопаешь ее труп под каким-нибудь деревом на болотах и никогда о ней больше не вспомнишь. Поэтому ничего у нее не будет хорошо. Не смей лицемерить, Сероглаз, оставь это спесивым воинам господним и лживым церковникам.
Магнус лишь крепче сжал зубы, чтобы ничего не ответить, и сильнее – ладонь девочки, чтобы та хотя бы на далеком горизонте сознания все же почувствовала, что она здесь не одна.
– И зачем все это нужно, Магнус? – недоуменно спросил Дориан Сумеречный. – Я имею в виду твой неуместный шутовской грим. Это выглядит мерзко и отвратительно...
– Именно поэтому. – Сероглаз обернулся; его черные губы искривились в усмешке. – Именно потому, что мерзко. Именно потому, что отвратительно.
Он не сказал того, что в действительности хотел. Вопрос так и не был задан и остался черстветь на дне души посвящаемого. Он так и не узнает никогда, отчего же из всех актеров в балагане Деккера у него грим – самый явный.
– А моим птицам нравится, – дернув головой, точно его ужалил в щеку слепень, проговорил Анин. – Ворóнам нравится Сероглаз, они называют его «наш Печальный Собрат» и «господин Скорбь». По кому же ты скорбишь, Магнус?
– Не твое дело, Грешный, – резко ответил Сероглаз, будто выпад сделал. – Убери подальше свой острый нос от моей души. Не про тебя она!
– Пепел и тьма! – восхищенно сказал Черный Лорд. – Мне нравится, клянусь этими просторами! Вы не можете не признать, братья, что наш новый Ступивший за край – истинная находка. «Моя душа не про тебя», – что бы это могло значить? Пепел и тьма! Чем бы ни закончилось сегодняшнее предприятие, Сероглаз, знай, что ты пришелся мне по нраву. И если твое тело еще до Печального заката пожрут бестии разложения, а душа будет распята на кресте горы Дегре-з’ар, я лично положу на твою могилу две черные розы. Если же ты обставишь саму смерть сегодня, то я предоставлю тебе трех молодых, но что важнее – любящих и ненавидящих людей и их вкусные, словно душистое мясо золоторогого оленя, души для того, чтобы ты поглотил их.
– Вы щедры и милостивы, милорд, – склонил голову Магнус, скрывая ярость и ненависть в глазах.
– Черный Арлекин, который смеется над самой смертью... – Кровавое Веретено усмехнулся Деккеру. – Такого еще не бывало, верно, братец? Только вот нашему почтенному весельчаку стоит поостеречься: повелитель здешних просторов, Карнус, не терпит шуток над собой.
