Мастер, Елизавета и другие - страница 29
Мастер подошёл к окну. Солнечная погода соответствовала его настроению. А не поделиться ли им с Елизаветой? Мастер потянулся к телефонной трубке.
Мастер и Елизавета находят себя в любви с надеждой почувствовать радость жизни
После давнего ужина в ресторане Елизавета и Мастер не встречались. Нельзя сказать, что на ужине или после него произошло какое-то разобщение, нет, просто дела и проблемы каждого завертели их, и они как бы потеряли друг друга во времени. Воспоминания периодически вспыхивали и отходили на задний план. Они иногда перезванивались, обещали друг другу вот-вот освободиться и встретиться, но не получалось. Отношения, входившие в такую стадию, как правило, тихо и спокойно приходят к концу.
Звонок Мастера застал Елизавету дома.
– Девушка с именем английской королевы дома? – голос в трубке заставил вздрогнуть сердце Елизаветы. – Может ли она дать аудиенцию представителю русской интеллигенции?
– Может, может! – радостно закричала Елизавета. – И даже готова прискакать к нему в любое место.
– Тогда идём друг другу навстречу и через час встречаемся на мосту имени Лейтенанта Шмидта. Это ровно середина расстояния между нами, и кто её достигнет первым, тот больше и соскучился.
– Я побегу, нет, я полечу и буду первой! – Елизавета засуетилась, – до встречи!
Мастер положил трубку и улыбнулся. «Что здесь для неё главное: быть первой или больше соскучившейся?» – подумал он. За несколько встреч с Елизаветой он уже понял её стремление к лидерству во всех делах и отношениях. В данном случае Мастер был не прав – Елизавета действительно по нему скучала и никак не могла понять, почему так неожиданно начавшиеся отношения затормозились.
Встретились они ровно посреди моста, и Елизавета в этом сразу усмотрела знак Божий.
– Значит, нам действительно нужна сегодняшняя встреча, – кинулась она к Мастеру, обнимая и заглядывая в его глаза. – Пойдёмте навесхим храм Успения Пресвятой Богородицы, смотрите, как он сияет на солнце и манит нас к себе!
Храм действительно был великолепен. Его разноцветные маковки, гордо возвышающиеся на набережной Большой Невы, сияли на солнце и, казалось, излучали радость жизни.
– Смотрите, Виктор Михайлович, какой он радостный! – Елизавета как будто подслушала мысли Мастера. – Обычно православные храмы строги, а внутри мрачны. В них начинаешь ощущать какую-то тревогу.
– В христианстве, а в православии особенно, жизнь человека всего лишь подготовка к бытию после неё. А в это бытие он попадёт только через строгий экзамен Страшного Суда, после которого его направят в ад или рай, в зависимости от того, как он прожил жизнь. Этим и обосновывается строгость христианских храмов, – Мастер, как обычно, давал развёрнутый ответ на возникающие вопросы.
– Но это всё придумали люди. Бог добр, он простил нам все прегрешения и провозгласил на Земле любовь. А любовь – это и Бог, и радость жизни. Давайте радоваться, Виктор Михайлович! – Елизавета запрыгала вокруг Мастера, тормоша и поворачивая его во все стороны.
Мастер почувствовал, как его покидают утренние заботы и как важный вывод, сделанный им утром за рабочим столом, теряет свою жизненную основательность. Он начинал понимать, для чего ему нужны эти встречи с молодой и непосредственной девушкой: она возвращала в него радость жизни, которую в последние годы он заменил радостью работы. После определённого возраста Мастер поставил знак равенства между жизнью и работой. В итоге работа стала жизнью, вытеснив всё, не связанное с ней. Кто от этого выиграл – работа или жизнь? На первый взгляд, победила работа, но эта победа оказалась пирровой – работа потеряла краски жизни. А без этих красок работа писателя становится серой и никому не интересной. В результате победы нет, поражение понесли обе стороны: работа и жизнь.