Отец Гало со всеми простился, взобрался на Фермину и, в приподнятом настроении и преисполненный радости, удалился, довольный тем, что поручение Фрисии Нориеги наконец исполнено. Вслед за ним исчез и фотографист, после чего дома собралась вся семья.
– Мне объяснят наконец, что все это значит? – не выдержала Паулина.
Тогда ей сообщили, что скоро на ее имя начнут приходить письма от некоего сеньора, проживающего в кубинской асьенде, с целью бракосочетания.
– Но я до сих пор в строгом трауре, – осмелилась возразить она. – Сантьяго я еще должна год траура обыкновенного и другой – малого.
– Закончился твой траур, – сказал дядя Томас и, надев берет, вернулся обратно в поле.
Тогда Паулина перевела взгляд на оставшуюся в кухне тетушку Шону, которая всегда относилась к ней с добром, поскольку доводилась ее умершей матери родной сестрой. Та молчала. Понимания в ее взгляде не было и в помине.
– Тебе, моя дорогая, уже девятнадцать. Сантьяго почти как два года нет, и ты прекрасно знаешь, что мы давно собираем твоему брату на откуп от военной службы. Ему учиться бы надо, а коли в армию заберут… Кто-то возвращается спустя годы – там уж не до учебы. И это если возвращаются. А то ведь и погибнуть на войне может.
– На какой войне, с кем? – спросила Клара.
Тетушка Шона пожала плечами.
– Мне почем знать. Уж какого-нибудь врага Испания себе наживет.
– А я здесь при чем? – вырвалось у Паулины, которой на фоне остальных, одетых в перелатанные обноски, стало за свой великолепный наряд совестно. В повисшей тишине одинокий солнечный луч пробился в мало освещенную кухню, и висевшая на балке утварь заиграла медным отсветом.
– Как родился твой брат, мы бережем каждую свободную мелочь, какую можем. Но откупить его от армии стоит больших денег, и нам, дорогая Паулина, не хватает, да, не хватает… – Поникнув головой, тетушка Шона обеими руками вцепилась в измазанный передник. – Может, хоть ты нам поможешь, будешь пересылать нам что с асьенды. Отец Гало говорил, что жених – мастер сахароварения. По-видимому, такое замужество сулит большую выгоду. Говорят, что жалованье у них приличное, живут в просторных домах и домработников имеют. Отец Гало заверил, что ты будешь жить в достатке и даже, как он выразился, сможешь нам помочь.
– Но Хулиану до призыва еще нескоро.
– Не сможем мы собрать полторы тысячи песет, которые просят за его освобождение. А отправят его за море, так там и все две. Не потянем мы столько. Придется все продавать. – В ее глазах забрезжил огонек надежды. – Возрадуйся: тебя, дорогая моя, впереди ждет целая жизнь, все у тебя сложится хорошо, и жених, должно быть, человек достойный. Сама Церковь с приходским священником посылают тебе свое благословение. Ты же не откажешь родным, ведь правда? Не откажешь брату твоему, Хулиану?
– Да как же я замуж-то сейчас пойду, тетушка? Ведь…
– Соглашайся, дочка, – так будет лучше для всех, не то тебя дядя заставит.
Тетушка Шона подошла к столу, взяла портрет мастера и, вручив его Паулине, стала за ней наблюдать.
Вот только никакого жениха она там не увидела: на нее глядела самая настоящая угроза.
Ей придется его полюбить. По меньшей мере, попытаться. Ей придется перестать думать о Санти так, как прежде, ведь в ее сознании, где воспоминания о нем заполоняли собой все пространство, он как будто бы и не умирал. А к такому она была не готова.
Перевернув портрет, она попыталась прочесть оставленную на обратной стороне надпись – и обратилась за помощью к брату.
