– Желаю удачи, господин Крафка. И не забудьте о посвящении.
Новый роман нового Аристида Крафки произвел эффект сотни разорвавшихся бомб. Парижане вспоминали о первой постановке «Эрнани» и о суде над «Мадам Бовари», но эти литературные скандалы не шли ни в какое сравнение с «Крысятами Тампля».
– Вы уже прочли «Крысят Тампля»?
– О да! Какой ужас!
– Да, и какой блеск! Какое мастерство, какая глубина! Я, признаться, недооценивал этого ремесленника Крафку; никогда бы не подумал, что он на такое способен.
– Помилуйте, о каком мастерстве вы толкуете? О мастерстве собирания грязи по всем сточным канавам Парижи и размазывании этой вот грязи по бумаге? Этот роман смердит, как самая гнусная ночлежка, а после его прочтения мне хотелось вымыть руки!
– Вам не мешает промыть также и ваш сонный, заплывший жиром благополучия мозг!
– Как вы смеете! Вы такой же грубиян и негодяй, как и ваш Крафка!
– А вы – надутый идиот, ничего не смыслящий в искусстве, венцом коего почитаете слащавую оперетку «Моя прелестная садовница»!
Споры о романе кипели во всех салонах, гостиных и даже в бальных залах. «Крысята Тампля» разительным образом отличались от предыдущих творений Аристида блистательного: ни благородных красавцев, ни молодых герцогинь, ни погонь с фехтованием. Книга весьма красочно повествовала о жизни детей и подростков парижского дна – тех, чьим единственным верным спутником был голод, кто учился драться и воровать чуть ли не c колыбели. Виртуозы-карманники, достигшие высот мастерства в том возрасте, когда обычные дети только идут в школу; десятилетние проститутки, с жуткой деловитостью обслуживающие клиентов; несовершеннолетние убийцы – эти порождения нищеты, невежества и порока, окрещенные Крафкой «крысятами Тампля», кружились на страницах его книги в завораживающей макабрической пляске. Свой во всех смыслах новый роман, вознесенный и публикой, и критиками на сияющие высоты, писатель посвящал некоему Мастеру Теней.
После такого успеха уже ничто, казалось, не могло его перевесить. Но и тут Аристид Крафка сумел удивить читающий Париж. Следующая его книга оказалась поэтической, писатель превратился в поэта. А потом был знаменитый, восхваляемый и низвергаемый с одинаковым жаром, «Священник из Бру». Роман был, в общем-то, ни о чем: какой-то никому не интересный священник приезжает в новый приход – сонную, пыльную деревню, и все никак не может устроиться на новом месте – то в свой дом никак не может попасть, то в какую-то местную ссору впутается… начинается не пойми с чего, и заканчивается ничем. Одним словом, скучно, монотонно и безысходно. А оторваться невозможно – роман затягивал, как болотная трясина.
Но приносило ли это самому мэтру радость… «черта с два», как сказала бы его жена. Аристид Крафка стал абсолютно несчастным человеком. Его пожирала черная меланхолия, от которой не было спасения. Радости семейного очага, красота жены и очарование других женщин, развеселые кутежи, азарт игры – все ушло в бездонный черный колодец, оказавшийся под снятой печатью. Он сильно похудел, потому что забывал есть, ссутулился, поседел. Друзья участливо советовали съездить на воды, жена приводила одного за другим медицинских светил; все было впустую; единственное, что хоть немного отвлекало его – работа. Но она же и убивала, требуя непомерных усилий от надорвавшегося сердца.
Судьба последней книги Аристида Крафки оказалась плачевной: писатель сжег ее, поясняя в предсмертной записке, что убивает свое дитя лишь ради того, чтобы оно не погубило многих, поскольку вложил он в эти страницы все свое отчаяние. Оборвав таким образом свою творческую стезю, некогда блистательный Король-Солнце литературного Парижа, а ныне – просто великий писатель Аристид Крафка – повесился в подвале своего загородного дома.
