Мать химика - страница 31
Через несколько дней Евдокия Петровна приставила к Марии гувернантку – молодую незамужнюю деву по виду лет двадцати пять. Звали гувернантку Ефросинья Иосифовна: слегка полноватая, румяная черноволосая и чернобровая – как говорят в народе бровями союзна. Её по праву можно было назвать красавицей – притом для купеческого сословия она считалась чуть ли ни идеалом женской привлекательности, но, к несчастью, обладая красотой и умом, лишилась обычного семейного счастья, ибо отец её, в прошлом весьма состоятельный, растратил все деньги на кутежи и весёлых прелестниц, которые с лёгкостью обводили его вокруг пальца. Тем не менее, дочери он успел дать хорошее образование, а через некоторое время слёг и больше не встал. Для Ефросиньи не осталось ни приданного, ни денежной поддержки на первое время – только внушительные долги легкомысленного отца. Пожив какое-то время у двоюродной сестры своей бабки – старушки весьма колкой, со скверным характером, но богатой и умной, девушка благодаря её покровительству и знакомству нашла работу гувернанткой в доме Чекаловых. Прослужив там какое-то время, Ефросинья воротилась в дом бабки, жила с ней два года, а когда старуха дала понять, что впредь не намерена кормить дальнюю родственницу, поступила с рекомендательным письмом к графине.
Евдокия Петровна, женщина несколько подозрительная, холодная, не сразу приняла решение взять девицу в свой дом, ибо та была молода и свежа, красива лицом и статна телом – такая невольно считалась соперницей увядшей графини, что никогда не доверяла в полном времени своему ветренному супругу, когда дело касалось женщин. Но, пораздумав немного, сверив в уме затраты на молодую гувернантку и женщину в летах, приняла окончательное решение взять Ефросинью Иосифовну к себе, так как та просила гораздо меньше остальных. Тем самым, убив одним выстрелом двух зайцев, а именно: найдя недорогую гувернантку и переложив на её плечи заботы о детях, графиня с чувством выполненного долга углубилась в свои заботы, состоящие из поездок в гости и посещения театров, где в свете множества свечей витал дух светского общества, где звучала чарующая музыка и пение на итальянском языке, где живые интересные сплетни переходили из уста в уста, превращаясь-переиначиваясь на другой манер, приходя к финишу в ином свете.
Маша не сразу признала Ефросинью, когда за последнее время привязалась к мадемуазель Шонэ, и в той детской привязанности, по наивности искренней, было что-то близкое, родное. всё в старой служанке явилось лучшим, всё она в ней полюбила: и её сдержанную, сухую чопорность, и строгость во время уроков и даже её чуть подслеповатый взгляд прищуренных глаз, но – самое главное – мадемуазель Шонэ пригласила матушка – с этим и связано было тёплое воспоминание.
Ефросинья Иосифовна же напротив выглядела для девочки несколько чужой, «неправильной», в ней не жили светлые воспоминания о матери, она никогда не присутствовала в их доме. Однако, у девушки доставало немало сил и терпения, дабы завоевать расположение своенравной умной не по летам Марии. Ефросинья искренне любила детей, умела найти к каждому особый подход: где надо – пожурить, а где похвалить. Вскоре толстый лёд между гувернанткой и воспитанницей растаял, Маша поняла, что молодая учительница вовсе не плохая, хоть и отличная от предыдущей, так прониклась к ней, к её спокойному голосу, доброму красивому лицу. В награду за доверие Ефросинья разрешила вне учебной обстановке называть её просто – Фросенька, заменив девочке старшую сестру.