– Пища закончится, одежда износится, а знания, сокрытые в книгах, останутся в веках. Их ценность выше злата и серебра и потому, дети мои, читайте как можно больше, храните в памяти всё то, чему вас учили и тогда вы станете поистине богатыми, – в назидание твердил Василий, уже постаревший, с сединой в чёрных волосах, но до сих пор сохранивший неторопливое достоинство, нерушимую веру, свойственные лишь благородным натурам; он любил детей и желал для них более счастливой, более спокойной судьбы.
В просторной комнате второго этажа большого дома, освещенной летними солнечными лучами, витала привычная, мягкая благодать наступающего дня. За туалетным резным столиком, прихорашиваясь перед чистым зеркалом, сидела молодая женщина – невысокая, несколько полноватая, белокожая, на ее красивом чистом лице особенно выделялись своей притягательностью большие серые глаза под дугой темных густых бровей. Протерев лицо и шею душистым маслом, красавица медленно, с некоей осторожностью расчесала свои густые, очень длинные темно-русые волосы, заплела их в две толстые большие косы, аккуратно уложила их вокруг головы диадемой-венком, приколола шпильками с золотистыми бусинами. Оглядела себя в зеркале со всех сторон, полюбовалась на своё отражение и довольная начала одеваться.
Не стоит лишним сказать, что женщину эту звали Екатериной Ефимовной, урожденная Шевырдина, дочь тобольского купца Ефима Шевырдина, супруга Дмитрия Васильевича Корнильева и мать двоих детей – сына Василия и дочери Марии. Снискавшая почтение и уважение в купеческой среде, а также расположение родственников мужа, Екатерина Ефимовна успешно вела хозяйство, следила за домом и раскинувшимся вокруг него садом. Но большую гордость и любовь возложила она на своих детей, проводя в беседах с ними вс свободное время и с упованием дивясь их не по-детски умным рассуждениям.
Немного поразмыслив о жизни, невольно вспомнив день её свадьбы, когда весь мир, казалось, завертелся-закружился по-новому и как всё видимое-невидимое пролетело стрелой, и вот – на руках у неё сын, а затем дочь. Как не спала она ночами от детских криков, как болела её грудь, полная молока – вот тогда казалось, будто время остановилось, каждая минута длилась что час, временами на неё находило безудержное отчаяние и, обессиленная, бледная, заметно похудевшая и оттого малопривлекательная, Екатерина Ефимовна закрывалась в собственной спальне, не желая никого видеть, и долго плакала навзрыд, с болью сожаления вспоминая прошедшие дни беззаботного лёгкого детства. Через год, как только сын научился прямо держаться на ногах, Екатерина поняла, что опять носит под сердцем ребёнка; это не доставило ей радости, к тому же её самочувствие резко ухудшилось, слабость во всем теле не отпускало ни днём, ни ночью, почти не хотелось есть. Заботливый супруг, перепуганный состоянием жены, вызвал из Тобольская доктора, дальнего знакомого своего отца. Почтенный господин в добротном одеянии, знающий пять языков, осмотрел Екатерину Ефимовну, в конце прописал для неё лекарство и покой. Так, благодаря безграничной поддержки и опоре родных, женщина смогла выносить и родить здоровенькую крепкую малышку, обличием – вся в отца и деда: видно, монгольская кровь победила русскую. Не в пример капризному братцу, девочка оказалась тихой и спокойной, чаще спала, редко будила мать плачем и криками; не лишним стоит отметить, что Екатерина Ефимовна всем сердцем приросла к дочери, сделала ту своей любимицей, что часто злило маленького Василия, чей тёплый всеясный мир порушился с появлением непонятного, ненужного ему младенца. Но постепенно, со временем, холодный лёд тронулся и начал стремительно таять, тогда-то Екатерина и Дмитрий приметили заметную перемену между сыном и дочерью. Ещё совсем крохотные, брат и сестра сблизились, соединились в новой дружбе да так, что стали не разлей вода; Екатерина Ефимовна глубоко, облегчённо вздохнула: покой и мир, отвоёванные за прошедшие годы, вернулись под кров их уютного родового гнезда.
