Княгиня Юлианна не пришла в этот день на ужин, не хотела встречаться с Сонькой, ей нужно было выплакать свой гнев и думать над тем, как отвести мужа от раз принятого намерения.
Никогда в жизни ей это не удавалось, потому что Витовт никому не поддавался, ни женщине, ни мужчине, – однако она не отказалась от надежды и, несмотря на опыт, неосторожная женщина всегда выбирала самый худший способ справиться с мужем, лицом к лицу становясь с ним в открытой борьбе.
Сонька тоже ужинала без аппетита есть, бездумно ломая в руках хлеб и выпивая воду, а как только миски начали убирать, она выскользнула в свою комнату, в которую за ней пошла старая воспитательница Фемка.
С того недавнего времени, когда она так по-детски забавлялась на качелях, казалось, что Сонька стала на несколько лет взрослее и старше.
Этот Витовтов приговор, исполнения которого она знала, что не избежит, упал на неё, как остужающая струя воды. Всё теперь боролось в ней, волновало её. Она чувствовала, что была другой.
Когда остались одни, она бросилась в объятия Фемки и со слезами воскликнула:
– Моя старуха! Моя старуха! Как скоро предсказания сбываются!
Фемка, привязанная к ней, как к ребёнку, испуганно задрожала.
– Боже, что же стряслось?
От двери, за которой было легко их подслушать, Сонька отвела её к окну. Там она села на привычное, любимое кресло, устланное с убогой роскошью ребёнка, который всё, что его окружало, хотел нарядить, сделать красивым, а было нечем.
Как это кресло покрывало простое, но ярко вышитое для обмана зрения, сукно, так комнатка девушки была наряжена тем, что таким образом можно было использовать: цветочки, перья, обшитые и обрамлённые шторы из плохого полотна девушку веселили, она создавала себе роскошь, о которой мечтала.
Фемка ей в этом и пяльцами, и разными средствами помогала, но над обоими бдили завистливые глаза Юлианны, которая не допускала ни малейшей роскоши, чтобы докучать ненавистной девушке.
Старая няня прилегла на пол у её колен, начали потихоньку разговаривать. Не один раз они замечали, что за ними шпионили.
– Дядя меня сватает, – дрожащим голосом начала Сонька.
Фемка перекрестилась.
– Дай Боже в добрый час, – сказала она, складывая руки, – всё-таки мы бы избавились от этой.
Она указала пальцем на дверь.
– А ты бы вздохнула свободней…
– Но муж, – закрывая глаза, сказала Сонька, – старый дед! Отцом бы мне мог быть, или…
– Кто? – прервала няня.
Сонька наклонилась к её уху.
– Ягайлло!
Теперь Фемка закрыла дрожащими руками глаза и оставалась так долго молчаливой, словно молилась или плакала.
Тем временем к задумчивой девушке вернулось самообладание.
– Такая доля, – сказала она смелей, – старый, но король… и Сонька королева, а Юлианна должна была бы кланяться.
В её глазах блеснула гордость.
– Будучи королевой, я не ходила бы, как тут, в этих лохмотьях, – и она потрясла потёртым зелёным платьицем, – меня бы увешали драгоценностями!
Опиравшаяся на руку Фемка ничего ей не отвечала.
