– Нужно…
– Вызвать наших умников? – закончил за Ардана Милар и продемонстрировал один из сигнальных медальонов. – Уже, напарник… уже. Так что – идем.
И они, помогая друг другу, с трудом поднялись на ноги. Ард опирался на посох и Милара, тот подтаскивал за собой левую ногу и держался за плечо Арда. Если бы у последнего остались накопители, он бы воспользовался простенькими целительными заклинаниями, хранящимися в его гримуаре. Но, увы.
Демон, в прямом смысле, отправила по ветру под сотню эксов. И, скорее всего, на все это добро придется писать отчеты.
Но больше всего Ардана волновало другое.
– Мы ведь к лифтам идем?
– Да.
– Срань, – повторил Ард.
– Нет, определенно, я не теряю по отношению к тебе надежды, напарник, – хмыкнул Милар. – Мы еще слепим из тебя достойного Плаща.
Хмыкнул и тут же скривился от боли. Ардан усмехнулся в ответ, но тоже застонал.
Так они стеная, хромая, в изорванной одежде, с громадными, рыбьими глазами в Лей-очках и ковыляли до лифта.
– Я не уверен, господин маг, что это самая светлая идея.
– А у тебя, Милар, есть другие?
– Пока нет, – капитан угрюмо, уже в который раз, перечитывал пригласительный билет.
Они сидели в кафе “Эльтир”. Не в том самом, куда несколько месяцев назад Ардана впервые привел Милар, а где-то неподалеку от Рассветного Сада.
Из окон заведения, в целом ни внешним, ни внутренним убранством, ничем не отличающимся от своего собрата, как раз открывался вид на Рассветную Улицу.
Та отделялась от широкого Ньювского проспекта и взвившейся в полете лентой, прямой и цветастой, рвалась в сторону Ньювы, но перед тем, как слиться в объятьях с Ньювской набережной, касалась, пусть и краем, сада.
Вернее, теперь – парка. Размерами не очень-то и большого, всего в несколько кварталов, но куда впечатляющей красоты, чем могло показаться снаружи. Внешне, за высокой кованной оградой, прутья которой молотки и горны кузнецов слепили в форме вытянувшихся в небо копий, кроме сомкнувших ряды кленов, берез и лиственниц ничего больше и не увидишь. Лишь редкие проблески между деревьями намекали на то, что внутри парка находилось нечто большее.
Где-то там, среди листвы, вились тропки, выложенные белым камнем и огороженные от выстриженных, мягких газонов мелкими змейками тонких, железных поребриков. Дорожки пересекались, скрещиваясь очертаниями сложного лабиринта, в котором ориентиром служили арки живой изгороди, где плющ и особый, не плодоносящий “виноград” сплетался узлами на деревянных и железных прутьях, а дорожки бежали дальше.
Они вливались внутрь островков, спрятанных за ухоженными, тоже выстриженными кустами. Среди этих островков, на лавках, под навесами, можно было застыть ненадолго, отдохнуть от суеты столицы и полюбоваться фонтанами, изящными и воздушными. Такими же изящными, как и статуи из белого мрамора – вечные компаньоны тех, кто приходил в Рассветный Сад. А если пойти чуть дальше, то можно действительно, в самом деле, натолкнуться на лабиринт – из все тех же кустов, только на сей раз высотой в три метра.
Существовала даже городская легенда. Старый, романтичный миф. Что если с закрытыми глазами, завязанными черным шелком, пройти лабиринт и отыскать центр, где стоял маленький фонтан с плачущим ангелом, то, когда откроешь глаза, первое лицо, которое увидишь – непременно окажется тем человеком, с которым построишь семью.
Надо ли говорить, что по весне в парк часто приходили молодые.
