Материализм. Бога – нет - страница 4
Мой расчет был прост и бесхитростен основанный на наблюдениях. Я внимательный с детства. Все стараюсь примечать и анализировать в особенности черты и характеры. Сладков купит только пиво в очередной раз мысленно настраивая себя, что деньгами сорить не стоит да и мать, которой под девяноста надо пожалеть и купив пива пойдет домой, но непременно по дороге устанет разлакомиться пивом в жаркий знойный июльский день и присядет где-нибудь на приступках на своем марафоне жизни, бурном отрезке богатства и злосчастного финиша попрошайничества у дряхлой матери и новой вожделенной пенсии, которая в жизни старика по сути лишь призрак и мираж настоящей безоблачной жизни, на которую он, человек, горбатился всю жизнь, рвал жилы и получил лишь унижение в жизни.
Старик присядет, взгрустнёт, а я словно вырасту из под земли с таким заманчивым предложением, настолько привлекательным. Таким желанным для человека с горькой несчастной судьбой. Самым выигрышным предложением намеком, что старик кому то нужен, что о нем кто то проявил заботу. Просто приглашу в гости посидеть поговорить, выслушать.
Много лет назад у Сладкова случилось горе. По-настоящему горе.
У него родился единственный и долгожданный сын. Мальчику было десять лет и как то ребенок увязался за отцом на работу.
Отец рассердился. Сладков работал на стройке, не место для детских шалостей того смотри, чтобы не зашибло.
– — Я кому сказал, иди домой! Нельзя со мной!
– — Папа, пожалуйста! Пожалуйста!
– — Кому сказал, выдеру! Марш!
Мальчик загрустил, поник и отстал от отца.
– — Вон иди на речку!
Мальчик послушно пошел. Мальчик не утонул. Ребенка убил поезд, и железная дорога, что была у реки по соседством с работой отца. Маленькое детское тельце изуродовала до неузнаваемости.
Отец кричал не своим голосом и бился над бесформенной изуродованной детской плотью. И долгий страшный, самый жуткий час в своей судьбе не подпускал никого. Следование поездов остановилось. Все молчали, никто не мог пошевелиться, так рыдал и кричал несчастный отец и проклинал себя всё на свете, что не взял собой сынишку на работу.
IV
И так мне предстояла пересечь знаменитую площадь героев в городе Аксае.
Донские казаки никогда не любили местечко Аксай на Дону… Гиблое место. Сучье место, так отзывались об Аксае казаки. Но и отказаться во всех отношениях от военного стратегического возвышениям над Доном не могли. Местечко Аксай всегда было воде блокпоста, казачьей пограничной заставы… Это потом уже спустя несколько веков станица Аксайская превратилась в одну из самых богатых станиц Дона, каменная с мостовыми и богатыми дворами зажиточных казаков. Но три столетия назад пятачок на которой сейчас стоят постаменты героям советского союза в великой отечественной войне, который венчает памятник дважды герою советского союза летчику Гулаеву, было лобное место… Казаки казнили турецких пленных, для забавы бросали в катакомбы, что прямо сейчас под Аксаем с лопатой в руках, мол что выберешься живи… Никто никогда живым не выбирался… Казаки бедовый народ и если верят в бога, то по особенному как никто на земле и в России… Вера у казака это дух, первостепенно, это борьба, это не молитвы день и ночь, и поклоны, а противостояние самой смерти и природе ежечасно каждую минуту.… Если покорился судьбе, то и нет вовсе веры, то и не казак… Живы будем – не помрем, говорят на Дону… Что значит, а то, что жить будешь пока руки не сложишь, пока пусть и беззубым ртом в кровь жуешь десна, не можешь идешь, не хочешь встаешь…