– «Ананас! Апельсины! Печенья! Эклеры!.. Вот это жизнь! Запируем как короли!»
Отец засмеялся. – «Ну, слава Богу, угодил! Ф-фу! Уморился я что-то – и то сказать, душно сегодня. Василий как всегда опоздал – да хорошо встретился мне на станции Чарльз, он и помог выгрузиться. Это ничего, душенька, что я пригласил англичанина на твое рождение? Думаю, вдруг рассердишься? Все-таки, личный твой праздник».
– «Мой личный… и отлично! и merci, папочка… я и сама не сегодня-завтра собиралась это сделать – пригласить Чарльза. – Она хлопнула в ладоши и, подбросив вверх яблоко, ловко его поймала, – что ж он, придет?»
– «Обещал быть, – отец скрутил газету в трубку и примерял теперь, как бы половчее шлепнуть ему ползущую по столу чернильно-золотую муху. – Приглашение мое, по крайней мере, принял с удовольствием, – Феликс Иванович с улыбкой взглянул на Матильду. – И спросил еще, можно ли ему быть вместе со своей невестою? Я сказал, что, разумеется, мы будем очень рады и все такое… вообще, мол, добро пожаловать».
– «Как?.. – дочка растерялась – надкушенное яблоко на полпути ко рту выскользнуло у нее из пальцев и укатилось под стол. – Да разве у Чарльза есть невеста?!»
– «Выходит, что есть. И вроде полгода уж как они помолвлены, – Феликс Иванович, вновь медленно, с оттяжкой замахнулся на муху. – И теперь его невеста как раз приехала… – он покряхтел. – Да у них и свадьба, кажется, назначена», – невнимательно говорил отец, следя за беспечной мухой, не знающей про занесенное уже над ней орудие убийства.
– «Ах, та-ак, – с нарочитым равнодушием протянула дочка и прерывисто вздохнула, – я не слышала ничего про невесту… Ладно, папочка, побегу… я цветы для праздника срезала в саду, теперь они горой на скамейке свалены. Нужно собрать в букеты, – а то как бы не завяли на жаре мои розы и пеоны», – она еще раз поцеловала отца в щеку и вприпрыжку убежала.
Феликс Иванович с размаху шлепнул газетой по столу и с выражением брезгливого удовлетворения небрежно смахнул на пол недвижную муху, жалко раскосившую свои помятые крылья.
Взбешенная Матильда стояла в это время за углом веранды и раздувая ноздри, шумно дыша, неодобрительно глядела на двух щенков, с глухим ворчанием возившихся в теплой пыли. Закусив малиновую нижнюю губу, она рванула к себе ближнюю крупную и почти уже отцветшую белую розу. Уколовшись, вскрикнула, отшвырнула в траву. Поднесла близко к глазам распяленную кисть, выдавила из невидимой ранки бусинку крови и сверкая глазами, сосредоточенно пососала уколотый палец. Потом понурившись, отбрасывая ногой камешки, неспешно побрела по дорожке.
…Во время празднества жених с невестою вели себя так, как и полагается влюбленным, – то есть постоянно переглядывались (и улыбки у них при этом были одинаковыми, – то вопросительными, то ласково-томными). Кроме того они украдкой старались коснуться друг друга. (Он ненароком забывал ладонь у нее на талии, – она же перед тем как ему ответить спокойно и нежно, словно бы невзначай, выкладывала на обшлаг его рукава свои белые пальчики с блестящими карамельно-розовыми ноготками).
Чарльз с невестой сидели напротив именинницы, чуть наискосок от нее, – и виновница торжества страшно злилась. Она терпеть не могла, когда тот, кого она наметила себе в поклонники, с кем давно и успешно кокетничала, вдруг с какой-то стати поступал в распоряжение другой женщины.
