Матрешка и Медведь - страница 12

Через пару секунд коридор больницы огласил медвежий рев – но не тот, что снес, как тайфуном, половину населения смотровой площадки, а тонкий, жалобный. Не рев, скорее, а стон. Да, стон и плач одновременно. И вой. С оттенками жалобы и безысходной тоски. Медведи так тоже умеют, имейте в виду. Прибежавшая на скорбный звук медсестра обнаружила Медведя, скорчившимся перед лифтом в позе острого страдания и причитающим на все лады.

Коридор снова пришел в движение. Санитары забегали, громыхая очередной каталкой и волоча капельницы, медсестры возбужденно стрекотали по телефонам и рациям, больные тоже потянулись на шум и с любопытством выглядывали из приемного покоя, желая знать подробности. Подошел один из дежурных врачей, позвал медсестру, а потом не стал дожидаться и прикрепил на грудь Медведю пару датчиков, от которых тянулись проводки к переносному монитору. Датчики тут же отвалились от шерсти. Дежурный посмотрел на них укоризненно и обратился к пациенту:

– Испытываете боль в области средостения?

Медведь понятия не имел, где находится область средостения, но на всякий случай покивал и застонал, ожидая немедленной отправки наверх, в компанию к Матрешке и нервному злоумышленнику. Который наверняка еще не успел на нее покуситься и появление мохнатого хищника в цветастой юбке, грозы всех похитителей, будет своевременным.

– Вот и хорошо! – обрадовался врач своей прозорливости. – Вот и замечательно! Отправляйте! – скомандовал он санитарам и вынул вдруг из кармана наполненный уже шприц. – Вы не нервничайте! Сейчас вам уколю успокоительного, полечат вас, все будет хорошо, – и не успел Медведь выразить свое мнение по этому поводу, как получил ощутимый укол в ляжку. Боль от укола расплылась по бедру, быстро нарастая, а потом вдруг прошла – врач выдернул иглу и бросил шприц обратно в карман.

– Выздоравливайте! – отечески улыбнулся он Медведю и исчез из поля зрения.

Вопреки советам медика, Медведь подумал, что сейчас-то как раз и пора бы начинать нервничать – если он заснет, то никакой внятной помощи Матрешке точно не окажет.

«Что? Нервничать? – отозвался на эти мысли организм. – Да, и правда. Почему бы и нет», – и организм зевнул, а во всех его конечностях образовалась приятная тяжесть. Впадающего в сон Медведя завезли в лифт, но отправили почему-то не наверх, а вниз. Помелькав этажами сквозь стеклянные двери, лифт с гулким щелчком присел на самый нижний из них. Каталку бодро перегнали через темный холл с редкими лампами дневного света и двумя крошечными для такого помещения окнами, после чего вывезли во двор – там поджидала «скорая» с распахнутыми задними дверями. Медведь равнодушно наблюдал, как вокруг суетятся люди, затаскивая его внутрь машины, измеряя давление и выслушивая грудную клетку с помощью стетоскопа. Никакого интереса это не вызывало, и очень хотелось, чтобы все они перестали шуметь и дали, наконец, поспать. Только чувство долга, оставшееся, как и весь Медведь, совсем без сил, слабо требовало воспрять духом и придумать что-нибудь для спасения Матрешки. Требование, впрочем, было заведомо невыполнимым. Пока машину потряхивало на поворотах и трамвайных путях, Медведь еще способен был таращиться на медиков и с опозданием отвечать на ставшие решительно непонятными вопросы. Но приехали быстро, из «скорой» вынули аккуратно, прокатили через мрачные ворота серого камня бережно. Медведь успел заметить дикий виноград, обвивший здание до самых карнизов готических зарешеченных окон, – в сумерках его заросли казались огромным и очень растрепанным существом, которое прилегло вздремнуть у нагретой дневным солнцем стены. По фасаду тянулась выложенная рельефными бронзовыми буквами вывеска: «Городская ветеринарная клиника имени Ласло Бремера».