Матрешка и Медведь - страница 14

– А как у тебя получилось открыть решетку? Как ты сюда попала? – допытывался Медведь, пока они пересекали запущенный, поросший чем попало двор. Матрешка молча потрясла у него перед носом небольшой связкой ключей, расстегнула молнию поперек платья и закинула их внутрь себя. Ключи бухнулись с глухим звоном, по звуку судя, – на пластиковый контейнер для офисных завтраков или снарядную гильзу.

– Где ты их добыла?

– Да зачем тебе знать! Добыла и добыла! – нервно воскликнула Матрешка.

Приставать с расспросами Медведь не стал, поэтому через пару минут молчания она заговорила сама.

– Подарила кое-что охраннику, он и отдал ключи.

– Ты подкупила охранника?! – изумился Медведь.

– Договорилась, – надменно поправила его Матрешка. – У меня была шкатулка для драгоценностей, такая пестренькая, из темного хризолита в золотой оплетке, очень красивая. Мне тетя подарила, – и Матрешка погрустнела.

– Ты любишь тетю, да? Это было на память? – приготовился Медведь поговорить о личном.

– Да нет, строго говоря, нам друг на друга вообще наплевать. Просто она довольно обеспеченная дама и всегда дарит хорошие подарки. Хризолит в золоте, ты представь!

– Спасибо! – расчувствовался Медведь. – Спасибо тебе большое. Я потом ее выкуплю и верну, обязательно!

– Не говори глупости! – отрезала Матрешка. – Не могла же я тебя здесь оставить!

Конечно, она немного рисковала. Многие в Городе знали, что решетку на дверях старой ветеринарной клиники не запирали уже давным-давно. Пациенты могли ночью захотеть пить, а персонала не хватало в ожидающем ремонта заведении. Не было даже хирурга-слонолога, не говоря уж об охранниках. Поэтому все замки и засовы были отперты, чтобы любое приболевшее животное могло ночью выйти во двор к фонтану.

Но Медведь нечасто жаловался на здоровье и в клинике до сих пор не бывал ни разу. Само ее существование стало для него сюрпризом – до сих пор он был уверен, что все жители Города лечатся одинаково, кем бы они ни были. А вид могучих решеток на дверях и окнах, оставшихся с тех времен, когда животные еще не имели гражданских прав, так его поразил, что он легко мог поверить в продажного охранника, как раз несущего в ломбард чужую семейную реликвию. Следуя трусцой за Матрешкой, которая бодро скользнула из ворот на узкую, еще не проснувшуюся улицу, Медведь отчетливо почувствовал неприятную ломоту в районе желудка и тяжелое оцепенение в плечах. Это было оно, знакомое и ненавистное ему чувство вины.

Утро еще только выползало из-за гор, окружающих Город. Трава на обочине и обвивавшие стены домов плющ и виноград были мокрыми от росы. Низ Матрешкиного платья вымок и хлопал, как флаг во время шторма. Сама она дрожала от холода и огрызалась на Медведя, который все приставал с расспросами, как ей все-таки удалось уйти из больницы рано утром, миновав стандартные обследования. Да еще из палаты интенсивной терапии, где пациента опутывают проводами и усаживают датчиками так, что он и глазом не всегда моргнет без того, чтобы об этом не просигналил какой-нибудь неожиданно голосистый светодиод. Не говоря уж о том, что рядом был хитрый похититель, только и ждавший удобного момента.

– Давай потом! – пресекла Матрешка поток любопытства. – Я кофе хочу! Все потом! – и прытко устремилась к мосту, что как раз вынырнул из-за угла старой фарфоровой фабрики – длинного кирпичного здания с огромными решетчатыми окнами, уходившими под плоскую крышу. В незапамятные времена здешние умельцы копировали мейсенские вазы, а их потомки, обучившись ремеслу, принялись продавать по миру фарфоровые фигурки пастухов с пастушками, козочек доброй наружности и райских птиц несуществующих пород. Все это биологическое разнообразие полюбилось коллекционерам, фабрика разбогатела и отреставрировала не только саму себя, но и соседний мост – ажурную стальную конструкцию, густо покрытую заклепками. Массивные опоры из тесаного камня, каждая у своего берега реки, вырастали из мутноватой серой воды и подхватывали снизу полотно моста. А затем росли дальше вверх металлическими арками кружевного вида, крашеными, как и все сооружение, в темно-зеленый цвет. Две сетчатые стальные балки, изогнувшись зеленой волной, взмывали по краям моста к ближайшей арке. После чего плавно снижались, чтобы цепко ухватить пролет посередине и снова взмыть вверх к арке у другого берега. Устав от этих метаний, они окончательно опускались с той стороны реки и укоренялись на набережной гранитными тумбами с бронзовыми скульптурами на них.