- Да, отличная идея. Там его и оставлю. Под кустом и снегом – до весны, – зло шиплю, вырывая свой локоть из мужского захвата. – Не хватай меня, а то я сейчас перцовый баллончик достану.
Баллончика у меня нет, зато желание испариться с кухни всё больше.
- Угрожаешь? – недобро щуря глаза, спрашивает Иван, и снова шагает ко мне.
- А что нельзя?! Только тебе можно угрожать?
- Чем это я тебе угрожал, Ольга? – цедит сквозь зубы.
- Своим мега-желанием наворотить хренову тучу бед.
- Я?! А ты у нас ангел? – снова встаёт слишком близко, что его парфюм перебивает все ароматы кухни. Слишком мускульный, терпкий, знакомый… что я тут же делаю шаг назад от греха подольше.
Не хочу воспоминаний ни хороших, ни плохих.
Собираюсь, следуя совету мамы, пойти прочь, как в кухню врывается папа уже в чистой рубашке, но застёгнутой наискосок и с торчащим воротником. Явно торопился не пропустить горяченькое.
- Так! И куда эта парочка собралась? Из дома только через мой труп, – отдаёт нам приказ и плотно закрывает за собой двери кухни, желая организовать здесь пыточную. – Где я потом этого гастролёра в следующие пять лет искать стану?!
Хочется реально сбежать и куда подальше.
- Тимур Олегович, – вижу, что, начиная заводиться, Небесный тоже повышает тон, – я не собираюсь уходить, исчезать и гастролировать тоже. Я автомеханик и у нас с отцом свой бизнес, так что я вполне налогоплатёжный гражданин, чтобы не скрываться.
Отец громко хмыкает, но мама встаёт между им и нами как волнорез в море на линии пляжа.
- Тимур, им надо поговорить и подышать свежим воздухом.
- Так и я тоже хочу просто поговорить с отцом моего внука.
Это тупик, так как папа у меня баран упёртый, и я вся в него. Придётся снова лезть на рожон и трепать родительские нервы, но допускать отца в таком состоянии до Небесного точно нельзя, если мы не желаем завершить встречу Нового года «в травме».
- Мне действительно уже нехорошо, что надо бы проветриться, а вам, мам, лучше вернуться к гостям. Некрасиво бросать их одних так надолго.
Отец, кажется, вспоминает о наличии соседей через стенку только после моих слов и даже немного тушуется, сбросив градус своего взгляда в нашу сторону.
Я бы сейчас, и правда, не отказалась от тишины, покоя хотя бы в пределах родного балкона. Но есть одно большое и противное «но», это Небесный.
- Пошли, – сухо бросаю бывшему, и не дожидаясь его, спешу на балкон, откуда недавно вышел папа.
Ванька идёт следом, демонстративно недовольно топая. Вот как ребёнок, ей богу!
Балкон у нас крытый, но не утеплённый, поэтому прислонившись носом к окну ощущаю долгожданную прохладу. На улице всё ещё празднуют, запускают салюты, а у меня вместо настоящего салюта, который уже второй год просит Никитка, но денег на него не хватает, только залпы людского гнева.
- Что за херня? – рычит у меня спиной бывший, вгоняя ещё больше в чувство фатума.
Как Новый год встретишь, так его и проведёшь. Год скандалов и разборок с Иваном и родителями?! Жесть!
- Небесный, а ты что думал, когда сюда шёл? – тоже злюсь, но митинговать сил уж нет. – Что тебя тут ждут с распростёртыми объятиями?! Если бы я пожелала твоего появления в моей жизни снова, то, уж поверь, я бы тебе об этом если не сказала напрямую, то хотя бы жирно намекнула. Не помню ни того, ни другого, когда мы встретились у Василисы.
- Я не думал.
Спотыкаюсь, казалось, в хорошо слаженной речи у меня в голове. Такое его откровенное признание себя недалёким тоже не вписывается в привычную картинку.
