Но что делать Кате? Где найти совет, который помог бы ей справиться с горем? Как победить бурю, налетевшую на нее?
Галочка подошла, наклонилась, невнятно прошептала:
– Что с тобой, Катя?
– Галочка, не спрашивай, ты все равно ничего не поймешь…
– Ты уверена? – обиженно спросила Галочка и поучительно добавила: – Общение с людьми облегчает. – Это звучало как где-то вычитанный афоризм. Глупо такими мертвыми фразами выражать свои чувства. Девочка сумела бы найти и свои слова, если бы не это невыносимо обидное: «Ты все равно ничего не поймешь». – Давай попьем чаю? – Она зажгла свет.
– Галочка, прошу… оставь меня, – мучительно выдавила Катюша; ей не хотелось, оскорблять сестру. – Не обращай на меня внимания…
Слова давались тяжело. Голос не повиновался, хрипел. Вот-вот появится отец, вернется тетка. Снова расспросы, это невыносимое участие добрых, близких людей… Нет, теперь далеких… с ними нельзя… не поймут… стыдно.
Резкая грань, беспощадно прочерченная чьей-то мстительной рукой, отделила ее от всего прежнего, оставив одну в мертвенно-пустынном пространстве. Не уйти, не выбраться, немеют ноги. Физическое ощущение одиночества угнетало больше всего. Страх вползал в душу, овладевал телом. Хотелось разрушить безумное колдовство, уйти, бежать.
И она бежала. Выйдя из дому, вяло и обессиленно шагая по улице, Катюша поняла самое страшное – она не могла уйти от самой себя. Чем дольше она оставалась сама с собой, тем было хуже. Эта навязчивая мысль, тупая и безнадежная, даже не напугала ее, а вместе с болью принесла облегчение. Поиски выхода прекратились, круг сузился. Все собралось в одной точке…
Каменные мокрые плиты не ощущались подошвами. Она ничего не видела. Только море, свирепое и ласковое, пугающее и зовущее, откуда все беды и радости, море, родившее тех, кто ему раболепно служит, по ошибке считая себя его властелином.
Северный берег в дождевом тумане. Его не замечала Катюша, хотя с первого дня своей разумной жизни видела берег на той стороне бухты, навсегда запечатлела в памяти его крутые спады, амбразуры старинных фортов, мигающие огни командной скалы, повелевающей самыми могучими кораблями…
Все позади, ненужное, как хлам. Только прибой, клокотавший почти у ее ног, требовал, звал. Вот что избавит от самой себя! Черная точка суженного круга теперь не казалась зловещей и отвратительной. Где-то блеснул огонь. Далеко. Может быть, туда и отнесет ее…
Дождь, пресный, как тающий снег, смешивался на ее губах с солеными брызгами. Катюша откинула капюшон, закрыла глаза: что-то вспомнить, с чем-то проститься. Нет. Ни одной, даже смутной картины не возникло в ее мозгу, а только море, утробный стон ревунов и радостная пляска косматых, голодных чудовищ…
Бездумно, почти теряя сознание, Катюша шагнула вперед. Волны подкатились к ее коленям, обласкали, убеждали с призывным шепотом. Нет, не страшно, не безразлично.
И в этот крайний миг полного самоотречения возник грубый, крикливый человек, сразу вернувший ее к жизни, пусть безрадостной, но все-таки жизни.
Аннушка набросилась на Катюшу, оттащила от берега, хотя Катюша упиралась, сопротивлялась, пока бессильно не повисла на крепких руках каменщицы.
– Я тебе сейчас тумаков надаю! – злым, полуплачущим голосом вышептывала Аннушка, еле справляясь с расслабленным телом Катюши. – Становись на ноги… Не придуряйся! Разве это резон?
– Не могу, не могу, – бормотала Катюша, наконец-то приходя в себя.
