С большим трудом выбрались из полуразрушенного укрытия. Тело будто через молотилку прогнали, саднили порезы и ссадины. Из соседней землянки выполз пехотный комбат, жадно глотая воздух. Одного взгляда достаточно было, чтобы понять, Ступин сейчас не боец, его впору в тыл эвакуировать нужно, и решения в дальнейшем придется принимать именно ему. А еще, Улыбину показалось, что после такого артналета, в самом населенном пункте не может остаться целых домов и живых людей, одни развалины и трупы. Немецкая мышеловка сработала, похоронив внутри себя стрелковый полк, танковый батальон, а вместе с ними и свои подразделения – приманку размещенную в поселке. Теперь в армейской обороне дыра, в несколько десятков километров, и будет ли возможность эту дыру чем либо заткнуть, одному Богу известно.
…Жа-арко-о! Помотал головой, приводя организм хоть в какой-то относительный порядок. Справа и слева шевеления, стоны. Значит живые все же имеются. Услыхал почти рядом:
–Немцы! В атаку пошли!
Высунулся из-за бруствера, скомандовал:
–Занять круговую оборону! К бою! – и уже вскоре, ощущая сухой наждак пыли в горле, хрипло скомандовал. – Огонь!
Ведь лишь слегка приподнялся над траншеей и тотчас: вжик… вжик… вжик… – просвистели над головой пули. Увиденная действительность удручала. «Нейтралка» перед их траншеей вспахана и перепахана снарядами и минами, а по этой нейтралке в их сторону сноровистыми перебежками перетекают солдаты противника, на ходу стреляя из винтовок и автоматов.
Ожили, задрожали, как живые, стосковавшиеся по работе, расставленные по флангам два дегтяревских ручника, снятых с вышедших и строя машин. Бьют длинными очередями, почти в упор. Обозвались трофейные МП, винтовки стрелков. Скошенные очередями, враги тяжело и кучно оседали в пыль, в рыхлую землю, на щебень. И вот, фашисты заметались и начали разбегаться в обе стороны, отползать к своим траншеям. Видно, что добрая половина немцев осталась лежать на нейтральной полоске земли.
–Прекратить огонь! Беречь патроны!
Огонь стих не сразу. Люди разгоряченные, злые. Хорошо знакомый голос прорезался слева по ходу сообщения.
–Ага! Не нравится?
Так ведь это Ерохин! Жив, однако. Громко отдал распоряжение:
–Назначенным отделенным проверить, доложить о потерях и наличии боеприпасов!
Толком посчитаться и доложить не успели…
–Воздух!
Ё-о-о! Этого только не хватало!..
Темнота наступила по-осеннему быстро, заставив немцев несколько остепениться. Стрельба по оставляемым позициям, теперь велась вяло. По горизонту почти беспрерывно, то там, то здесь желтыми факелами взлетают ракеты. Давыд нервничает, часто облизывает сухие губы, – несмотря на холод, очень хочется пить!
Он сейчас жил одним желанием – вывести людей из поселка. Их ведь на удерживаемых позициях почти купировали, осталось приложить небольшое усилие и уничтожить. На помощь советским солдатам пришел хваленый «немецкий орднунг». Порядок, видите ли, они любят! На фрицевские позиции подвезли горячую еду.
Да-а! А запахи съестного беспокоят голодных бойцов.
«Чертова кухня, у всех наверное всю душу вымотала, но нет худа без добра», – в сердцах подумал Давыд.
–Пора, – скомандовал Улыбин. – Первыми позиции покидают подразделения правого фланга, потом по моей команде уходит левый фланг. Отделенные, с собой выносим раненых. Все! Начинаем выдвигаться.
Двинулись медленно, пригнувшись, гуськом друг за другом, подвое перетаскивая и вынося раненых. После недавнего дождя бурьян стал мягким, не трещал, скрадывал шумы и движение. Лишь в некоторых местах щебень под ногами демаскировал переход. Ночь поглощала в себя всех выживших в дневной мясорубке.
