Откуда автор взял эти «горящие глаза»? Да и не ходила я по улицам. В основном я езжу на машине. И по утрам бегаю. Мне нравится тишина и пустота большого города в половине шестого утра. Когда солнечный свет только брезжит на горизонте, а воздух еще чист и свеж.
Из коридора донесся звук ключа, проворачиваемого в замке. Я не пошевелилась. Я знала, кто это.
– Аннушка, – ласково сказала Тамара, заходя в комнату.
Я не двигалась. Мой взгляд по-прежнему был прикован к невидимой точке на небе.
– Ты опять не стала обедать? Я же курочку потушила…
Я очнулась.
– Курочку?
– Да! – обрадованно произнесла Тамара. – Подогреть?
– Не надо… Я там утенка купила резинового, для Котика.
– Ты моя умничка, добрая девочка моя…
Не выношу, когда Тамара начинает сюсюкать. Но ничего с этим поделать нельзя. Она знает меня с восьми лет и все эти годы я борюсь с ее пришепётыванием и умилительными взглядами. Вернее, уже не борюсь. Во-первых, бесполезно, во-вторых, это ее единственный недостаток.
Ее сын Константин, или Котик, был умственно отсталым, а помимо того имел еще целый букет неизлечимых болезней, в том числе неврологических. Ему требовался постоянный уход. Поэтому, когда в девяносто четвертом Тамара осталась одна с несчастным младенцем, одновременно потеряв мужа и работу, мои родители предложили ей свою помощь. То еще были бедные, почти нищие годы. Все, что было у нас – эта большая четырехкомнатная квартира, доставшаяся отцу по наследству от его отца, генерал-майора артиллерии. Все, что было у Тамары – тоже квартира, но однокомнатная, на нашей же лестничной клетке, и тоже доставшаяся ей по наследству. Родители делились с ней всем – едой, деньгами, одеждой. Если удавалось что-то из этого списка добыть… Папа – инженер-конструктор на заводе, месяцами не получал зарплату и подрабатывал, таская ящики в соседнем винном магазине. Мама – учитель младших классов в школе, продавала на стихийном рынке рядом с метро некоторые книги из обширной дедушкиной библиотеки. Мы с братом собирали бутылки и лом и сдавали их.
Котику было около года, когда все внезапно изменилось. У нас появились деньги. А следовательно, жизнь Тамары тоже стала легче. И тогда она, постоянно переживавшая от того, что ничем не может отплатить моим родителям за поддержку, выдвинула предложение: «Я возьму на себя ваше хозяйство». Мама смущалась и отнекивалась, но она в самом деле ничего не успевала – помимо ее второклассников у нее была еще группа продленного дня, а единственный выходной – воскресенье – почти полностью уходил на стирку, уборку и приготовление обедов на два дня вперед, так что помощь Тамары была очень кстати.
С тех пор прошло двадцать пять лет. Родителей давно нет. Тамара уверенной рукой ведет все мое жалкое одинокое хозяйство. Котик вырос и растолстел, годам к шестнадцати научился сам мыться в ванной, но до этого желал играть там с резиновым утенком. Последнему утенку он отгрыз голову и теперь вообще отказывался залезать в ванну. Хорошо, что я вспомнила сегодня об этом, когда ехала домой.
Тамара – полная, плотная, среднего роста, пахла плюшками с корицей, которые обожал Котик, поэтому она пекла их почти каждый день, и была воплощением домашнего уюта. Ее круглые щеки были румяны, а кончик короткого широкого носа чуть вздернут. Кажется, она ничуть не изменилась за эти годы, разве что плотные кудряшки, всегда кокетливо уложенные с помощью щипцов для волос, стали седыми. Я всегда считала ее частью своей семьи. Той семьи, от которой ныне остались только мы с ней да Котик, существующий в вечном блаженстве в своем маленьком королевстве плюшек и мультиков.
