Читать онлайн Владимир Николаев - Майн кайф




Владимир Николаев


МАЙН КАЙФ


© Николаев В.В., 2015


ПРЕДИСЛОВИЕ


Для нормальной женщины главной задачей в идеале является рождение детей исключительно во взаимной любви. Рождение в других случаях в моральном плане можно считать преступлением различной степени тяжести в зависимости от условий. Секс для среднестатистической женщины, это грязный и неблагодарный труд, за исключением той необходимости, которая и даёт возможность заполучить вожделенный плод в виде желанного дитя. Аргументы добыты в результате допросов заинтересованных лиц, научных работ и собственных размышлений. С уважением.


Открывателю канализационной чугунины и направителю обнаруженного потока Виктору Алексеевичу Егорову посвящается


МАЙН КАЙФ


Белый хлебный лист накладываю на космогонию черноты и мажу чёрную икру строки, черпая с неба.

И междустрочные пространства стараюсь сделать поменьше, хотя черный квадрат и не мой формат.

Мне в ночи нужен просвет для того, чтобы видеть в звёздном ювелирьяже твои глаза…

С крутых вершин течет в твои жилы кровь… и волосы у тебя, как корабельные снасти.

Так и хочется протянуть швартовые канаты своих рук.

Ведь даже корабль, тесно прижавшись к причалу, тоже, видимо, хочет ощутить себя на время частью чего-то основательного и большого.

И, несмотря на железную волю, жалобно тонкая изящная шея, но мягкие волосы, теплая кожа и чуткий слух-ух-ух, и мы могли с тобою просто УХ…

Ты можешь угадать крик удовольствия ещё на подступах, когда сердце будет работать на меня, а ум уже против.

Ты умеешь разброситься воображением и напрячься телом, как под прессом – секретарь, и можешь получить впечатление от события, которое происходит в тебе, для доклада на пресс-конференции мне же.

Чему быть, то именовать. И в эпатаже этого репортажа на злобу ночи и дня должно быть не больше ста строк.

Будет обязательно в нём духоподъёмный пафос о коммунистических усилиях каждого из нас, о вновь и вновь вводимых мощностях, повышении ЭДС и КПД.

И никакой бюрократической волокиты, только тяни – толкай.

Как когда-то сказал перестроечный Горби: нам это подбрасывают.

А я ему отвечу: очень вовремя меня подбрасывает. Мы готовим почву к посеву семени. И у нас лопатки за спиной совковые.

И мы в угаре социального строительства сжигаем кожу, и наши тела липнут эпителием, и я уже прикрепился к тебе душой.

Лезем из кожи навстречу встречным обязательствам.

Даешь всю "пятиминутку" в три минуты!

Клоком новостей с телетайпа сердечного ведомства срочное сообщение: пульс 666, давл. 666/6, грудь: вира – майна.

Я сверхчеловек, потому что всегда в позиции сверху. А ну давай, и ты попробуй, ведь у нас равноправие в труде.

И он у нас фронт, и мы на передовой, в горячем цеху.

И грудью ляжем на грудь, когда пули оргазма со смещённым центром тяжести и удовольствия, как исполненный приговор трибунала, проткнут пустые скорлупки черепов.

Как пережимающее дыхание реки бетонной глыбой, многоквадратное, многокроватное, остроугольное трэндчувствие остановит нас.

И будем преданы забвению… на пару минут.

Эта остановка и промедление – жизни подобны.

Линейные функции мозга превращаются в линейчатые, узорчатые.

День-даун неделимой на речь околесицей, небылисицей превратил человеческое вещество в психосомятину.

Инфоповод, который нас завёл сюда, должен как инфоповод-ырь найти выход.

Иначе это будет уголовная статья – оставление человека в опасности.

И от тебя-то требуется сосущий пустяк.

Именно сущий пустячок из лёгкой фракции любви, после последних тяжелых фрикций: поцелуй, почти воздушный.

И спасен… и облегчения слеза… капнемся… чокнемся… была слеза рюмочкой для глаз, но утекла не разбившись, и я готов лечь под эту капельницу сосудом… поделись улыбкою своей… ты умеешь смеяться слезой…

Но на телетайпной ленте пока нет слов.

И абонент "свободное время" для нас постоянно неприступен.

Да не трудно разомкнуть круг не заколдованный, потому что в прищуре моего сердца твоё.

Ведь и у сердца есть желудочек, поэтому и надо для приятельской беседы встретиться и осязанием нащупать аромат где-нибудь у хвоста… недели, из чашек кофе храпучино, и распробовать теста драйв, запечённого в виде круассана… несмотря на диету эту, которая, плотно сжав губы, взглянув на свою талию, неодобрительно возведёт глаза в степень.

Час полон на половину… и скоро он наполнится. И час дня, тоже часть дня: почти половина.

Ты – как кафедра экономии, и, право же, всегда права и даже во сне, приобретая фьючерсы на "ПОЗИТИВИЗУ", ведёшь себя финансово грамотно, с прибылью.

Ты, как и самые грациозные женщины, мыслишь очень грационально.

БРАВО – выпускнице института государства и права. И если ты будешь уходить от мужчины, то с энциклопедическими знаниями его слабостей и недостатков.

Покажи бескаблучнику горы, на которые делают твои ноги восхождение и оттуда выглядят изящнее, чем без обуви.

Я-то топаю, ещё путаясь под ногами у четверга, но так как он уже почти спина пятницы, то я почти у неё на закорках.

Двадцать девять. На самом деле двадцать семь.

Часы отпущены на моем поводке на две минуты вперед, как запускают кошку впереди себя в новое жилище, и я эти две минуты ищейкою высылаю вперед. Может, успеют о чем-нибудь предупредить.

Лучше о приближении праздника, выпавши из-за угла толпой уличных музыкантов.

Королевы хода – пешки ног, коронованы обувью "Экко". Эка невидаль.

Я их тоже целю в эту даль, с опережением самого себя на полшага.

Потомственный столбянин я на дороге, потому кланяются мне верстовые столбы с почтением.

Как в пляс хлыну в пучину ходьбы. Хоть бы хны мне дюймы, метры, аршины, версты, километры, мили…

Заставила приближающаяся, шаркающая навстречу старость броситься на неё в писабельный поход.

Пока нет краеугольного камня, желающего возлечь в основание текста. Пока только некое пространство, прогретое энергией думательного процессора.

Есть ещё остатки отдельных слов и их редких брачных союзов от прошлой повести. Союзы и междометия, скорее междунытия из междубытия.

Предлог на английский манер – препозишен. Подползи же, предлог поближе к существительному.

Хотя уже есть мысли, объёмом выпирающие из одного слова, как женские желания в гареме.

Они подобно мелким ящеркам, глазками-двоеточиями пытаются всмотреться в контуры замысленного.

И, видимо, подчиняясь некоему генетическому влечению природы, почувствовав близость подобных, готовятся из простых форм попробовать организовать более сложную материю – сословие слов.

А может, пока просто, как утерянный хвост ящерицы, лежат, задумавшись о том, куда же это уперла голова.

Моя пока на месте, и уже где-то в оффшорной зоне подсознания открыт текущий счет для накопления капитала букв, слов и превращения их в складские запасы.

Плугом освоятеля целины по чистейшему полю А-четвертого листа, убранному "снегурочкою", отваливаю первую чернозёмную, чёрным по белому, строку повествования в надежде получить урожай озимых всходов читателей на моей ниве в срок.

Хотя можно было повременить, и тогда, возможно, из отселекционированных зёрен весенних слов сорта "слава" взошёл бы более плодущий урожай.

И глядишь – в закромах уже яровая слава.

Преодолена пограничная полоса строки, а дальше поля свободы.

И я полевой командир провозглашённой мною республики. Сегодня имею полное право.

Так ли хорошо я справлюсь с незнакомым мне ремеслом, как ладно конструирует ортопед продолжение инвалиду, видя даль, в которую тот покатит, как проктолог вникает в глубь, зная, что в ней находится, и видя, что появляется на поверхности, – мне неведомо.

Я вообще, как прикованный к пулемету стрелок, пока не вижу своей цели.

Я упакован в вакуум. И вата в башке… Ватуум.

Нет рядом ментора, который бы вёл, подсказывая.

Просто сказали – пробуй, пиши, а пока только: пши… пши…

А может, и хорошо, что в одиночестве и глушине носишь слова по мозгу, потому что как раз и может пугливая растерянности немощь, а не шум известности, сыскать резервы не на поверхности, адсорбируя тревогу и уводя её из организма через словоотвод.

И где-то в темноте, обламывая крышку аварийного дыхательного клапана, выпускаешь неожиданно джинна "второе дыхание" и ему на помощь спешит второе терпение.

А уже внутренним зрением начинаешь видеть, что благодаря тревожному плеску ума сознание прибивает его к мыслеплатформе, с которой можно запустить синхроном ввысь пилотажную группу идей.

Я как пчела-недонос.

Не донёс я до бумаги часть текста потому, что практически всё ценное я собираю в полёте, т.е. в походе. Но если не успел занести на бумагу, то всё и не пиши – пропало.

Мне потом с бумаги в голове нужно перетарить на настоящую, а с неё – в виртуальное пространство головы компьютерной.

Мне, конечно, не до премии доехать Букмекеровской или как там её – Букеровской.

Мне бы хоть на малюсенький гонорар нацарапать, ведь шаг-то крупяной, меленький.

По буковке собираю, по букеровке.

Если честно, то соскучился по большим деньгам. Ну как большим – для меня. Случай, всего-то пару-тройку раз, и свёл с неплохими деньгами.

Прыжки через бессловесное пространство, через обрывы, через пропасти между слов, через слова без особого смысла очень часты.

Не так ловко я загоняю стаю цветастых слов, как рыб, в качестве наполнителя смысла в заводь абзаца.

Меня первая повесть "Одиночный" сделала живородящим, но ничего, кроме хлопания по плечу и словесных авансов, не принесла.

И вообще это не был вдохновлённый автором труд, меня кто-то сзади, как кобылу, перетянул вожжами, и я как зае… записал всё попавшее в моё поле зрения и проросшее там урожайно, и даже чуть больше, пока мчался и смотрел по сторонам.

Были люди, которые, полистав по диагонали, сказали: читай это сам.

Я с пониманием отношусь к здоровому критихамству, поэтому никаких возражений.

Тем более что всех моих читателей наберётся не более, чем на собрании по вопросам ЖКХ какой-нибудь "хрущёвки".

А многие вообще просили писать короче.

И я, идя им навстречу, постараюсь уложить всё повествование в одну строку.

Правда, опять же не ручаюсь за её длину…

Хотя сегодня, пожалуй, всё это не имеет никакого значения, потому что пишу в лучших наших традициях: в стол.

Ведь читающая публика почти вся превратилась в считающую… как и раньше, деньги до зарплаты. В лучшем случае – листающую.

А можно дописаться и в "столб"…

Уже родилось и, похоже, будет только крепнуть движение "Антимайдан".

Но иногда продолжаю получать и лестные отзывы.

Подкрошат хвальбы – работаю клювом… стучу. И запиваю зернобубновые и хлебонесущие.

Закачу-ка я на кухоньку птачку чая.

И заварочка сквозь воду, которая через огонь, и напитком в медную трубу глотки глоточками.

И трудяга чай на чело поставит следы круглого, крупного пота.

А через некоторое время пошла отдача от организма. Клетки делегировали излишки воды вовнутрь. Кто сколько смог. Меньше всего, наверное, кости, ногти и волосы. Но, со всех по капле и мочевому шарику праздник – жёлтое в розовом.

Он-то гордо пучится, сознавая свою важность в данный момент, а вот остальным эта радость уже невмоготу.

Ну, так оно частенько и бывает.

Всё, турбинным способом беспокойство наружу.

Хотя получается ведь иногда нарастить на голую кость алфавитного скелета мясного фарша литературщины, слегка приправленного матерщиной в латентной форме в виде соуса, и уплотнить в слове мысль до почти идентичной натуральному.

И таки получить подобие литературного изделия… лаптературного скорее.