Тарановский знал, по-видимому, когда приехать, потому что, сразу повёл Пронина в комнату, где помещался девятый класс.
Там на задней парте сидел долговязый юноша с чёрными курчавыми волосами, вьющимися, как у Пушкина, и с умным широкоскулым лицом. Низко наклоняясь над тетрадкой, как это делают или близорукие, или очень прилежные люди, он что-то старательно писал, непрестанно шевеля губами.
– Ты что это тут сочиняешь? – покровительственно спросил его Тарановский, подходя к юноше и заглядывая к нему в тетрадь.
Тот сперва только махнул рукой.
– Да всё никак с членскими взносами не распутаюсь, – сказал он несколько погодя. – Не сходится, а надо сдавать.
– А сдавать-то много? – поинтересовался Пронин.
– Двенадцать рублей шестьдесят копеек, – отчеканил юноша. – Сорока копеек не досчитываюсь!..
Судя по его взъерошенному виду, эти сорок копеек сидели у него, должно быть, в печёнках!
– Ну, ладно, разберёшься ещё со своими сорока копейками, успеешь, – небрежно сказал Тарановский и представил юношу Пронину: – Это Иван Николаевич, Чоба – секретарь комсомольской организации школы.
– Очень приятно, – сказал Пронин. – А как тебя зовут?
– Василий Григорьевич, – назвался Чоба. – А вы кто?
– До чего солидно! – засмеялся Пронин. – А может можно попроще? Можно – Вася?
Чоба улыбнулся.
– Можно и Вася.
– Так-то лучше, – сказал Пронин. – А, вот, меня приходится звать Иваном Николаевичем, возраст…
– Это товарищ Пронин, секретарь райкома партии, – несколько сконфуженно сказал Тарановский и упрекнул Чобу: – Неужели не знаешь?
– А откуда знать? – возразил Чоба. – Мы родных отцов никогда в школе не видим, а что касается районных руководителей…
Он не договорил, но молчание его было выразительнее иных слов.
– Что ж, признаю и каюсь… – Иван Николаевич усмехнулся. – Но, как видишь, я всё же к вам пришёл.
На этот раз усмехнулся Чоба, – он посмотрел на Пронина блестящими и чуть выпуклыми, глазами, похожими на спелые чёрные вишни, и Пронину показалось, что в глазах этого мальчика таится какая-то насмешка.
– Ведь пришли вы сюда не для того, чтобы нам помочь, – откровенно сказал Чоба, – а для того, чтобы получить помощь от нас.
– Как так? – озадаченно спросил Иван Николаевич. – Это ты в чём же меня подозреваешь?
– Да ведь мы уже не дети, – внушительно сказал Чоба. – Мы понимаем, что к чему.
– Что же ты понимаешь? – недовольно спросил Тарановский, – ему не нравился задиристый тон Чобы, если он так разговаривал с самим Прониным, ему ничего не стоило в таком случае напасть и на райком комсомола, и на Тарановского в частности.
Так оно и оказалось, Чоба только и ждал вопроса Тарановского.
– То и понимаю, что райком сам не может, вот ты и кинулся за помощью к варягам!
– Постой, постой, – сказал Пронин. – Во-первых, неясно чего не может райком и, во-вторых, кто же это варяги?
Ему уже было ясно, что в варяги попал он сам!
– А очень просто, – сказал Чоба, нимало не смущаясь. – Относительно варягов я, конечно, загнул, мы понимаем, что нужно вам от райкома, а райкому от нас…
– Постой, постой, – ещё раз остановил его Пронин. – Кроме тебя ещё кто-нибудь из комсомольцев в школе есть?
– А как же, – сказал Чоба. – Костя есть Кудреватов, Ната Коваленко, оба члены комитета готовят выпускной вечер… – Он почему-то вдруг покраснел. – Ну, и Раиса…
– Ну, Раиса, конечно – подтвердил Тарановский и улыбнулся.
– Почему конечно? – спросил Пронин.
