MCM - страница 43

Этому человеку науки нельзя было не верить. Он говорил убедительно и открыто. Пожалуй, даже слишком, – и в этом следует заподозрить умысел испытания. Но как Михаил мог заподозрить его в каких-то сомнительных мелочных заговорах, когда есть вполне реальное сопротивление в верхах, реакция благородной патины, прикипевшей к забронзовевшей от успехов государственной машине, и необходимость считаться с этим? Конечно, это политика, которой он и опасался, но тревогу следует признать ложной, никаких сепаратных переговоров не было. Неплохо бы получить более веские аргументы, но теперь он был почему-то уверен, что со временем он их получит. Его конструкт рухнул, так толком и не пригодившись. Он испытывал потребность извиниться.

– Ваше превосходительство, господин Менделеев, позвольте…

– Для вас я теперь Дмитрий Иванович. В уместной для этого обстановке. Извинений не нужно. Напротив, я рад состоявшейся демонстрации остроты вашего ума в непривычном для офицера-электротехника жанре детектива. Но, боюсь, я вынужден буду теперь предложить вам некоторую смену деятельности. Очередную, м-да. Но что поделать, ведь и я не хотел заниматься тем, чем мы занимаемся. Экая невидаль, на старости лет заделаться, по факту, главой секретной инженерно-технической службы, подсматривать что-то у других, сличать конструктивные возможности… Да что там «у других» – у друзей! Вот так использовать «серафима», «херувима», «офанимов»… Я ведь к их идее пришёл, делясь мыслями с Джеймсом Дьюаром, Уильямом Рамзаем и другими людьми, достойными свободного обмена интеллектуальным капиталом людьми. Но нет, золотой лис Витте убедил меня, что прорывные достижения нужно придерживать, доводить их до рабочего состояния и поставлять как готовую продукцию. Продукцию, которую мы же и будем способны обслуживать. И на всё – патент, патент, патент. И презентации! Такие, чтобы все знали, что мы это уже сделали, исчерпали тему на годы вперёд. Как Рёнтген с исследованием прославивших его лучей: ни один из публикующихся ныне по теме не обладает ни размахом, ни глубиной его влечения, подхода и результатов, лишь по мелочи что-то обмусоливают до противного – всё сказано на десятилетие вперёд.

При упоминании Х-лучей Михаила как током ударило. Он скрыл пронизавшую его однократную судорогу, вытянувшись по струнке и, пожалуй, слишком рьяно задав вопрос:

– Что же прикажете делать, Дмитрий Иванович?

– Вам предстоит заняться, хм, контрразведкой, лейтенант Евграфов… К слову, как вас по батюшке?

– Михаил Дмитриевич.

– Дмитриевич, стало быть… Вот что, Михаил Дмитриевич. Подозреваю, вскоре появится кое-что… требующее ваших способностей, но большей деликатности и выдержки. Хотя данные по вискозе, смею заметить, я всё ещё рассчитываю получить. Касательно текущего положения дел, не могу более отправлять вас вновь спускаться и исследовать образцы, с этим чернотуфельным действом справятся и остальные. И пусть думают, что так вас отстраняют от полевой работы. Вы и ваша команда займётесь же, когда это по тем или иным причинам понадобится, калькированием документов, расположение которых вам будут указывать; всё-таки полусерьёзная должность вице-президента Жюри даёт мне некоторые преимущества. Разумеется, должно разобраться и с проблемой, послужившей предпосылкой нашей встречи. План действий вы набросайте сами. Я послушаю. Да-да, сейчас, не расслабляйтесь, молодой человек.