Селестина всегда умела расставлять приоритеты, а потому довольствовалась доносившимися сквозь фоновые шумы обрывками цитат. В конце концов, в городе помимо миноров хватало приличных эмпатов вне Директората, ещё когда-нибудь пересечётся, в таких обстоятельствах это и не мудрено. Корнелия определённо мчалась к ним на всех парах и довольно долго металась в поисках: жадно хватала ртом воздух, в чём ей совершенно не помогал корсет, и тяжело опиралась на столик, едва ли не расплющив пальцы. У публики, кажется, по поводу неё разово случился приступ светской куриной слепоты.
«Ага, вот! На вас нападает воздушный насос, – декламировал на сносном мурлыкающем французском искажённый прочими шумами голос. – Вы имеете дело с пустотой, вооружённой щупальцами…»
– Селестина, Сёриз, – прерывисто и тихо говорила она, – Зацепка. Одна.
– А что же не по ис-дису?
– Замучаюсь отбивать.
«…Кровь брызжет и смешивается с отвратительной лимфой моллюска. Множеством гнусных ртов приникает к вам эта тварь…»
– Ранним утром, – отдышалась она наконец, – в субботу. Как понимаете, придётся обычным транспортом. Но тебе-то, Селестина, к такому не привыкать, да?
– Пожалуйста, дальше, – взмолила она, но с мольбой обращалась не к Корнелии.
– Агитационное собрание кучки придурков-анархистов. В Нёйи-сюр-Сен.
– Да, на это они горазды, сборища, – просмаковала Сёриз, – единственная форма организации, которую они ценят.
«Вы – пленник этого воплощённого кошмара. Тигр может сожрать вас, осьминог – страшно подумать! – высасывает вас».
– Анархисты в Нёйи, – просмаковала Сёриз. – Нигде в фаланстерах для равновесия не зародились монархисты и капиталисты? Чем они нас заинтересовали?
«Он тянет вас к себе, вбирает, и вы, связанный, склеенный этой живой слизью, беспомощный; чувствуете, как медленно переливаетесь в страшный мешок, каким является это чудовище».
– Дай-ка подумать. Тем, что о них идёт молва среди подонков, неудачников и юных талантов? Тем, что молва стала интенсивней в последние дни? Особенно на Монмартре?
– Сели, Луг и впрямь подмигивает нам. – Та растерянно улыбнулась и взяла Сёриз за руку, провела большим пальцем по тыльной стороне ладони и тут же выпустила. – То есть гораздо позже инцидента и после фиксирования всплеска, который не всплеск?
«Ужасно быть съеденным заживо, но есть нечто ещё более страшное – быть заживо выпитым».
Селестина отметила, что шептаться они могли уже менее напряжённо ввиду освобождавшихся вокруг них столиков – не из-за их разговора, просто затмение уже было не столь эффектным. Однако стоит допустить, что и монолог снизу привнёс свою лепту, если судить по участившемуся тихому, сдавленному детскому плачу.
– Она, эта группка, вылезла на поверхность, когда некие, по признанию местных, нездешние начали расспрашивать о том, нет ли у нас какого политического, как это называют британцы, bizzare. Ну, им и назвали всего одних.
– Какая прелесть! Селестина, у нас новая развилка!
«Вы отрицаете вампира – налицо спрут… Ладно, признаю, декламировать такое в затмение – то ещё развлечение».
– Сели? Селестина! – легонько стукнула её по ноге Сёриз своей.
– Ай, зараза. Да-да. Вы ничего такого не слышите, нет? Ладно, вернёмся к теме. Выходит, то ли чистое совпадение, вызванное праздностью, то ли некто столкнулся с тем же, что и мы, и начал сам искать ответы, то ли…
– То ли это не то какой-то трюк с целью проверить, хорошо ли подчищены следы, не то мудрёный способ заинтересовать в себе публику, раз уж и мы узнали про субботнее, – отметила Корнелия.
