Меч Гардарики - страница 22
Совсем тихо.
Не слышалось больше ни криков ярости и боли, ни бешеных проклятий на трех языках. Конь Истислава тоже замолк, Злат даже не заметил – когда.
Взглянув через спину Семаргла, Златомир увидел, что варяг медленно поднимается, держа в руке окровавленный меч. На земле у ног Асгрима лежали два печенега, Злат решил было – мертвых, но один из них вдруг поднял руку, моля о пощаде. Изогнутый меч в руках свея взлетел и опустился, потом снова взлетел. Последний удар почти отделил голову в остроконечной шапке от тела, и все-таки варяг с клокочущим рычанием рубанул еще раз.
Храбр молча смотрел на это с седла.
Злат попятился, держа под уздцы нервно фыркающего Семаргла.
Варяг бросил оружие, шагнул к печенежской лошади, закинул обе руки на седло и положил меж них подбородок. С окровавленной маски, к которой прилипли сосульки слипшихся волос, на Злата глянули ярко-голубые глаза.
– Никогда… больше не буду… сражаться верхом, – хрипло проговорил Асгрим.
Златомир с трудом сглотнул, внезапно осознав, что его и залитого кровью убийцу разделяет всего полтора десятка шагов. То, что красные по локоть руки варяга были пусты, а у Злата под рукой имелись лук и стрелы, почему-то не слишком ободряло.
Угрюм на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл и спросил:
– Ну?
– Что – «ну»? – снова сглотнув, переспросил Злат. У него вдруг пересохло в горле.
– Все еще думаешь меня продать?
– Я… Нет…
Варяг выпрямился, глаза его полыхнули ледяной ненавистью.
Злат напрягся, готовый выхватить лук и стрелу, но свей уже стоял перед печенежской лошадью, и в руке его была сулица, выдернутая из чехла при седле.
– Подожди! Я…
– Если будешь очень громко скулить, пес, может, подарю тебе жизнь. А может, нет. Харальд еще не получил от меня погребального дара…
Храбр, качнувшись, вдруг начал падать с коня, и Асгрим прыгнул в сторону, чтобы его подхватить. Выпавшая из руки варяга сулица воткнулась в окроваленную землю.
Глава седьмая. Уговор
– Кой в этом толк? – проворчал Злат. – Он все равно что покойник.
Глубокая рубленая рана шла наискосок по груди Храбра, в бороде и на лице запеклась кровь. На губах, правда, не пузырилось, но все же рана была скверной, и промывать ее следовало бы не кумысом, отыскавшимся в баклаге при седле одной из печенежских лошадей, а отварами тысячелистника и зверобоя… Хотя свержича все равно не успеет схватить огневица, раньше он изойдет кровью.
– Кой в этом толк… – продолжал ворчать Злат, прихлебывая из баклаги и глядя, как Угрюм затягивает повязку на груди раненого. Варяг порвал на полосы одежки убитых печенегов, оттого неясно было, какие красные пятна на повязке – вражьи, а какие – свержича. – На кой тебе ляд, не пойму, возиться с…
Варяг зыркнул на него так, что Златомир подавился кумысом. Он понимал, что лучше бы ему помолчать, не злить Угрюма, и без того щерившего зубы в ответ на каждое неосторожное движение или слово. Но понимать – одно, а делать – совсем другое, со Златомиром частенько так бывало. А сейчас его язык и вовсе отказывался слушать приказов головы, в которой все еще слегка кружилось, словно после большой кружки медовухи. Слишком низко пронеслась едва не задевшая его смерть, Злат до сих пор слышал шелест ее чешуйчатых крыльев. И, как всегда, стоило скрыться холодной крылатой тени, как все звуки стали чересчур резкими, краски – чересчур яркими, а слова – чересчур быстрыми, наобум слетающими с языка.