Златомир и варяг стояли на коленях друг напротив друга на истоптанной земле, над которой витал тяжелый запах недавней сечи: крови, железа, ярости, боли, страха. Крепкая здесь вырастет потом одолень-трава. Лежавший между ними Храбр дышал хрипло, с присвистом, и Злат впрямь считал, что они понапрасну теряют время. Лучше было бы начать собирать добро убитых. Он уже смирился с потерей раба, да и о чем тут было жалеть, если за лошадей, печенежское оружие, турьи рога и шкуру он получит впятеро больше, чем надеялся выручить за продажу варяга… Получит, если бывший раб не прикончит и не продаст его самого и если свержичи отпустят его с миром, когда он явится в Свержий Лог один-одинешенек, без ватаги.
Злат никак не мог понять, что творится в башке Угрюма. После того, как свей сорвал с него свою гривну с амулетом и вернул себе золотое кольцо, он сказал едва ли три десятка слов, половина из которых были угрожающими и бранными. Но, поскольку Златомир все еще был жив и не связан, он старался не обращать внимания на угрозы и только радовался, что кольцо было у него за пазухой, а не на руке. Судя по лицу Угрюма, тот охотно вернул бы себе кольцо вместе с отрубленным пальцем «гарда». Но свей ограничился тем, что перерезал тетиву его лука и всех печенежских луков, найденных на трупах или притороченных к седлам пойманных лошадей. И он даже не скрутил Злату руки, только отобрал у него оба ножа – охотничий и засапожный.
Не раз и не два Златомир мог бы махнуть на спину Семаргла и сбежать, но ему до боли не хотелось бросать богатую добычу. На вырученное за печенежских лошадей и прочее захваченное добро можно будет безбедно провести зиму в любом из Непровских городов, может быть, даже две зимы. Не раз и не два Злат мог метнуть в варяга нож, который сумел незаметно выудить из сапога Мстислава. Но Злат видел, как убивает свей, и знал, что будет, если не удастся уложить викинга наповал. Вообще-то у него душа не лежала убивать Угрюма, но если свей нацелился на добычу, этого все равно не миновать. А какой варяг не жаден до поживы?
– Думаешь, он тебе заплатит за хлопоты? – спросил Златомир, кивнув на Храбра. – Сдается, он просто не успеет прожить так долго, чтобы заплатить.
Варяг вскинул глаза на Златомира, и, глядя в эти ярко-голубые ледышки, Злат снова почувствовал холодное дуновение чешуйчатых крыльев.
– Мы сражались вместе, – без выражения проговорил свей. – Он меня прикрывал.
– А… – Злат сглотнул и потряс баклагой с остатками кумыса. – Тогда лады. Слушай, надо бы заняться туром, пока не провонял. В Киеве за такую шкуру заплатят серебряную гривну, никак не меньше. Копыта тоже можно будет загнать – многие считают, вишь, что истолченный порошок из турьих копыт увеличивает мужскую силу. А уж за рога киевляне отвалят…
– Ватага… – перебил его хриплый шепот.
Златомир, вздрогнув, наклонился над раненым. Глаза Храбра были теперь открыты, но смотрели незнамо куда.
– Исти… слав?..
– Убит, – коротко ответил Злат.
Храбр моргнул. Теперь он смотрел на наклонившегося над ним Златомира. Окровавленные губы снова шевельнулись:
– Канюк?
– Убит, – снова сказал Злат и поднес к губам Храбра баклагу с кумысом. – На-ка, хлебни!
Варяг поддержал голову раненого, тот сумел сделать два глотка, глянул на свою грудь и стонуще выругался.
– Да, не повезло, – кивнул Злат.
Храбр немного полежал с закрытыми глазами, собираясь с силами. Потом прищурился на высоко стоящее солнце и снова взглянул на Златомира.
