Ускорив шаг, я поспешил вперед.
Поначалу мне думалось, будто следы оставлены каким-нибудь автохтоном, хотя я в первый же миг удивился ширине его шага: как правило, эти горные дикари невелики ростом. Если то вправду был автохтон, встреча с ним Каcдо и прочим ничем особенным не угрожала, хотя с него вполне сталось бы поживиться ее поклажей. Из слышанных мною рассказов об автохтонах окрестных гор явствовало, что они – великолепные охотники, но отнюдь не воинственны и не кровожадны.
Вскоре путь мой снова пересекли отпечатки босых ног. К первому из незнакомцев присоединилось еще по крайней мере двое, если не трое.
Окажись это дезертиры из армии, дело могло обернуться совсем по-иному: именно они и их женщины составляли около четверти всех заключенных Винкулы, и многие угодили туда за самые зверские преступления. Вдобавок дезертиры наверняка должны быть неплохо вооружены… но и одеты-обуты, на мой взгляд, тоже – не босиком же пускаться в бега!
Впереди показался крутой подъем. На земле появились борозды, оставленные посохом Каcдо, и сломанные ветки, за которые путники – и, вероятно, их преследователи – хватались, карабкаясь наверх. Тут мне пришло в голову, что старик, по всей видимости, уже изрядно устал, однако дочери, как ни удивительно, до сих пор удается вести его вперед. Возможно, ему, а то и всем троим, уже известно о погоне?
Приближаясь к гребню возвышенности, я услышал заливистый собачий лай, а затем (в тот момент это казалось едва ли не эхом минувшей ночи) – дикий вопль без слов, только вовсе не жуткий, наполовину человеческий крик альзабо. Такие крики я много раз слышал в прошлом – порой издали, лежа в койке по соседству с Рохом, порой же вблизи, относя пищу клиентам и подмастерьям, дежурившим в наших подземных темницах. Крик этот в точности, в каждой нотке, повторял крики одного из клиентов с третьего уровня, одного из тех, кто утратил дар осмысленной речи, отчего их – из практических соображений – более не выводили наверх, в пыточную.
Все это были зооантропы – те самые, которыми вздумалось нарядиться некоторым из приглашенных вместе со мною на ридотто к Абдиесу. Поднявшись на гребень, я разглядел их так же отчетливо, как и Касдо с отцом и сыном. Людьми их, конечно, не назовешь, но издали они вполне могли сойти за обнаженных людей, вдевятером, сутулясь, подпрыгивая на полусогнутых ногах, окружавших кольцом троих путников. Я снова ускорил шаг, но тут же увидел, как один из них взмахнул дубинкой, и старик упал наземь.
Тут я замешкался, и остановил меня вовсе не испуг Теклы, а мой собственный страх.
Возможно, с людьми-обезьянами в руднике я дрался отважно, однако в то время у меня не было иного выхода. Не дрогнул я и в схватке с альзабо, но там тоже некуда было бежать, кроме как в темноту, где меня ждала верная гибель.
Сейчас выбор у меня был, и я подался назад.
Живущая в диких горах, не знать о зооантропах Касдо не могла, хотя, возможно, ни разу прежде с ними не сталкивалась. Заслонив собою мальчишку, вцепившегося в ее юбку, она взмахнула посохом, будто саблей. Казалось, ее невнятный, резкий, пронзительный крик, перекрывая вопли зооантропов, доносится откуда-то издали. Меня охватил ужас, знакомый всякому, кто видел подвергшуюся нападению женщину, однако вместе с ним (а может, таясь за ним) в голове промелькнула еще одна мысль: на сей раз ей, не пожелавшей драться вместе со мной, придется драться в одиночку.
