– Как зовут того придурка? – поинтересовался я, хмыкнув.
Священник помедлил немного, бросив на юношу косой взгляд.
– Вистан, лорд, – сказал он.
– А тебя как величать? – осведомился я.
– Отцом Сеолнотом. – Он снова помолчал, прежде чем добавить «лорд».
Тут я понял, почему он показался мне знакомым и откуда взялась его ненависть. И рассмеялся.
Мы вернемся домой.
Мы довели «Сперхафок» до дома. Это оказалось нелегко. Гербрухт замедлил приток воды, но узкий корпус все равно тяжело всходил на послеполуденную волну. Я поставил дюжину парней отчерпывать воду и опасался, что ухудшающаяся погода добьет корабль, но налетающий порывами ветер смилостивился и перешел в устойчивый западный. Бурное море успокоилось, и парус с волком потихоньку нес «Сперхафок» на север. Уже смеркалось, когда мы достигли островов Фарнеа и проковыляли мимо них. На небе багровой полосой, яростной, как огонь в горне, полыхал закат, на фоне его резко обрисовывались очертания стен Беббанбурга. Валящаяся с ног команда провела раненый корабль по узкому фарватеру в гавань. Мы пришвартовали «Сперхафок»; за следующее утро мне предстояло послать упряжку волов, чтобы вытащить его за черту прилива, где можно будет починить нос. «Банамадр» и захваченный корабль вошли в порт следом за нами.
Во время долгого пути домой я пытался поговорить с отцом Сеолнотом, но он угрюмо отмалчивался. Вистан, юнец, вбивший себе в голову, будто его Бог хочет моей смерти, впал в отчаяние, и толку от него тоже было мало. Я спросил у обоих, кто послал их на север убить меня, но ни один не ответил. Вистана я отвязал от мачты и подвел к куче трофейных мечей.
– Бери любой и еще раз попробуй меня прикончить, – предложил я ему.
Мои люди загоготали и принялись подстрекать его. Юнец залился краской, но не предпринимал попытки свершить возложенную на него Богом работу. Вместо этого он уселся рядом со шпигатом и просто сидел до тех пор, пока Гербрухт не сунул ему черпак в руки.
– Парень, жить хочешь? – поинтересовался фриз. – Тогда вычерпывай воду!
– Твоего отца зовут Сеолбертом? – спросил я Сеолнота.
Тот удивился моей осведомленности, хотя на самом деле это была всего лишь догадка.
– Да, – выдавил пленник.
– Я знал его, когда был маленьким.
– Он мне рассказывал. – Священник помолчал и добавил: – Лорд.
– Я тогда ему не нравился, – признался я. – И уверен, до сих пор не нравлюсь.
– Господь наш заповедал нам прощать, – пробормотал он, но тем унылым тоном, каким говорят христианские попы, когда вынуждены признавать неприятную истину.
– Где твой отец теперь?
Священник некоторое время молчал, потом решил, видимо, что ответ не откроет тайны:
– Отец мой служит Господу в соборном храме Винтанкестера. Как и мой дядя.
– Рад, что оба они живы! – воскликнул я, покривив душой, потому как не любил братьев.
Это были близнецы из Мерсии, похожие один на другого, как два яблока. Они вместе со мной находились в заложниках у данов, и если Сеолнот и Сеолберт оплакивали свою долю, я радовался ей. Мне полюбились даны, а близнецы, истовые христиане, сыновья епископа, были воспитаны в убеждении, что все язычники – дьявольское отродье. Получив свободу, они отправились учиться на священников и сделались яростными ненавистниками северных богов. Судьба распорядилась так, что дорожки наши частенько пересекались. Они всегда относились ко мне с презрением и обзывали врагом церкви и еще похуже, но я в итоге поквитался с ними за оскорбления, выбив отцу Сеолберту бо́льшую часть зубов. Сеолнот был очень похож на отца, но я подумал, что беззубый Сеолберт наверняка назвал бы сына в честь брата. И угадал.
