– Так что сын щербатого отца делает в нортумбрийских водах? – спросил я.
– Божью работу, – заявил он.
– Пытает и убивает рыбаков, то есть? – уточнил я.
На это попу ответить было нечего.
Мы пленили всех вражеских командиров и той ночью их заперли в пустой конюшне под охраной моих людей, но отца Сеолнота и сраженного печалью Вистана я пригласил поужинать в главном зале. Это не был пир – большинство дружинников поели раньше, – поэтому за столом оказались только экипажи кораблей. Единственной присутствующей женщиной, не считая служанок, была моя жена Эдит. Я усадил отца Сеолнота по левую руку от нее. Мне поп не понравился, но я решил проявить уважение к его сану и пожалел о своем поступке сразу же, как только он занял место за высоким столом. Священник воздел руки к закопченным балкам и принялся громким и резким голосом возносить молитву. Я посчитал этот жест проявлением храбрости, но то была храбрость дурака. Он просил Бога испепелить огнем сей «оплот пагубы», опустошить его, выжечь зло, поселившееся в его стенах. Я позволил ему помолоть языком некоторое время, потом попросил замолчать. Но когда вместо этого он только заговорил громче, призывая своего Бога низвергнуть нас в пучину ада, я кивнул Бергу.
– Отведи ублюдочного святошу в свинарник и закуй в железо, – велел я. – Пусть свиньям проповедует.
Берг выволок попа из зала, и мои люди, даже христиане, провожали его насмешками.
Вистан, как я заметил, смотрел на это молча и печально. Он пробудил во мне интерес. Его кольчуга и шлем, ставшие теперь моими, были лучшей работы, намекая на знатное происхождение бывшего владельца. Еще я предполагал, что, вопреки своей глупой браваде, это разумный молодой человек.
– Когда поедим, отведем его в часовню, – сообщил я Эдит, указывая на пленника.
– В часовню?! – удивилась она.
– Возможно, он захочет помолиться.
– Зарежь щенка, да и дело с концом, – жизнерадостно посоветовал Эгил.
– Думаю, он разговорится.
Мы немало выведали у остальных пленников. Небольшую эскадру из четырех кораблей сосредоточили в Дамноке в Восточной Англии, укомплектовав людьми, набранными в том же порту, в других гаванях Восточной Англии, а также в Уэссексе. По преимуществу в Уэссексе. Всем хорошо заплатили и обещали награду, если удастся меня убить. Начальниками над флотом, как нам сообщили, были отец Сеолнот, мальчишка Вистан и западный сакс по имени Эгберт. Я про Эгберта никогда не слышал, но пленники утверждали, что это прославленный воин.
– Господин, он настоящий великан, – уверял меня один из них. – Даже выше тебя! Лицо все в шрамах!
При этом воспоминании пленник вздрогнул от ужаса.
– Он находился на затонувшем корабле?
Среди захваченных не было никого, подходившего под описание Эгберта, поэтому я счел его погибшим.
– На «Хёлуберне», господин. На том маленьком корабле.
«Хёлуберн»[3] означало «Дитя исцеления», но, помимо прочего, так христиане называли самих себя. Интересно, подумалось мне, может, у всех четырех кораблей были благочестивые имена? Скорее так, ибо еще один пленник, сжимая висящий на груди деревянный крест, заявил, что отец Сеолнот обещал небеса и прощение всех грехов любому, если им удастся меня убить.
– Почему Эгберт находился на маленьком корабле? – вслух размышлял я.
– Он же самый быстрый, – пояснил первый пленник. – Остальные корабли – настоящие корыта с парусами. «Хёлуберн», может, и мал, зато удал.
