Его до идиотизма самодовольная физиономия преследовала меня даже во снах.
Он выдавал мне указания (наказания Блейка) каждый день, четырнадцать часов в сутки! А это целых восемьсот сорок минут и, страшно представить, сколько секунд его присутствия в моей жизни! Я сходила из-за него с ума! У него не затыкался рот! При каждом удобном случае он норовил меня оскорбить, за что в ответ и прилетало, а он с ещё большим удовольствием лишал меня минут отдыха или еды.
Он садист! Ещё какой садист!
Что касается моего состояния, как физического, так и морального, то здесь дела обстоят не совсем хорошо. За две недели мой организм послушно добрался до уровня – «приемлемое состояние». Ушибленное колено практически не беспокоило, рана от пулевого давала о себе знать, но к этой боли я просто привыкла. А во всём остальном… ничего обнадёживающего.
Почему я осталась в Кресте? Почему не строю гениальных планов об угоне вертолёта и побеге? О побеге куда? О побеге к кому? Жизнь требует движения, а мне больше некуда двигаться. Способны ли вы понять меня?.. Смысл действительно пропал, и это не моя придумка. Его нет. Я даже всерьёз её больше не воспринимаю. Какая разница, если жизнь, всё равно что лотерея без выигрыша – из неё всё равно никто не выйдет живым.
Как сказал один немецкий учёный, один из тех, кого любил цитировать отец: «Жизнь – это карантин у входа в рай». В моём случае – в ад, но в остальном я полностью согласна.
Так что я просто плыву по течению.
Смиренно.
Ну, или почти. Характер ведь не изменишь за две недели. Да и надо мне это?..
Нет.
Вам интересно, что стало с Чейзом?.. Мне тоже.
Кира заглянула ко мне лишь единожды, и выражение её лица не говорило ничего хорошего, впрочем… моё лицо выглядело примерно также. Кажется, от уровня сомнительных подруг мы опустились к уровню, мягко говоря, – недолюбливающих друг друга.
Она обработала раны, включая ту, что осталась от зубов твари, выдала несколько упаковок бинта и пузырёк заживляющей мази, сообщила, что воспалений нет, а так же о том, что в дальнейшем раны мне придётся обрабатывать самой. У Киры нет времени мотаться по сектору Блейка, а если другой врач станет это делать, то след от зубов он точно игнорировать не станет.
Затем, по указанию Дакира, она взяла у меня несколько пробирок крови.
– Это ещё зачем?
– Дакир сказал, ты возражать не будешь. Вы вроде как договорились?..
Тестирования? Исследования? Противоядие от вируса тварей?.. Идея неплохая, правда, уверена, что провальная.
– И как часто ты собираешься её брать? – осведомилась я.
– Не часто. – На этом Кира собралась уходить.
И чёрт с ней с этой гордостью!
– Что с ним? – спросила я, глядя ей в спину.
Кира замерла перед самой дверью и нехотя обернулась.
И мне совсем не понравилось выражение её лица…
Так бывает, что мозг успевает обрабатывать информацию, которую сам себе внушил, ещё до того, как услышал ответ на вопрос. Вот и мой мозг уже нёсся в лаву всепоглощающего отчаянья, сбивая всё на своём пути.
– Что с ним? – повторила я.
Повторила ли?..
– Он умер? – мой голос дрожал, мозг вопил: «Да, Чейз умер! И чёрт уже с ним»!
– Нет, – ответила Кира, так тихо, что я сама не помню, как оказалась в шаге от неё.
– О, Боже, девочка, – Кира напряжённо сдвинула брови, – что с твоим лицом? Это точно ты?
– Что с ним? Он просунулся?
– Лучше бы не просыпался.
А дальше я не знала, что сказать. Я ничего не понимала.
