Хатёнки и дворцы.
Там плачет кто-то хворый.
И там … дорог концы.
И в жар, и в дым вулкана
Ныряет солнца луч,
И состраданья рана,
И алчность бурых туч.
Смотрю на это диво,
Шепчу в раздумье: пусть…
Пусть в таинстве игривом
Закат нам дарит… грусть».
Треск костра совсем затих —
Тишина рукоплескала.
Тронул души славный стих.
Жаль таких мгновений мало.
Ночи тёплой покрывало
Рыбаков накрыло нежно.
– Слушай, Борь, что с Ирой стало? —
Михаил спросил небрежно.
– Всё в порядке, – был ответ.
Жаль, её здесь рядом нет.
– А чего ж слегка ты в грусти?
Или показалось мне?
– Так…, давай вопрос опустим.
Лей…, а то я как во сне.
Первый тост – за чудный вечер!
Глянь, какая красота!
Ночь, как милая, за плечи
Обняла. Прочь суета!
Тост был принят вдохновенно.
Дальше шло… попеременно:
Пили за любовь, за дружбу.
А за что другое пить?
За работу или службу?
Но не здесь – другая нить.
За удачную рыбалку,
За здоровых много лет.
Вот за это пить не жалко,
Вот за это – спору нет…
Но лукавая луна
Шепчет: «Выпито до дна».
Что ж, теперь пора к Морфею —
Он гостей принять готов.
Позовёт на помощь фею
Повелительницу снов.
– Миша, ты пока не спишь
И ведёшь себя похвально,
Навевает ночи тишь
Стих немного аномальный.
В нём, не знаю почему,
Грустно сердцу моему:
«Одинокая ночь…
Отчего мне невмочь
Ожидание встречи с тобой?
Бой начну сам с собой,
С непокорной судьбой
И лечу в небеса за звездой.
Одинокая ночь,
Не гоню тебя прочь —
Ты мгновений безумных полёт.
И мучения в них,
И божественный стих.
Я – огонь, я – слезинка, я – лёд.
Кто мне сможет помочь,
Одинокая ночь?»
Как на Мишу, так на нас,
Стих подействовал минорно.
Их от грусти спальник спас
И наркотик ночи чёрной.
Пусть поспят чуть-чуть друзья —
Утром клёв повеселей.
Нам же к ним сейчас нельзя,
Ибо будет клич: «Налей!»
Мы ж устойчивый народ —
Не помочим водкой рот.
