Прибыл с донесением ординарец от царя. Генерал покамест сунул пакет в карман: по-русски он говорил с трудом, а уж прочесть малопонятные каракули царя тем более не мог. Лишь поздно вечером, на привале, он с помощью адъютанта прочел царское послание. Это был приказ срочно вернуться с провиантом, который удалось собрать, в Яссы, поскольку турецкая армия уже переправилась через Дунай и стоит у реки Прут.
Известие о расторопности турок не было для генерала новостью – его иррегулярная конница из местных молдавских всадников была вездесуща и доставляла ему сведения обо всем, что делается, без проволочек, так что разведка в его корпусе была великолепной, а осведомленность об окружающей обстановке – лучше, чем в царской армии. Мало того, генерал уже знал, что татары переправились через Прут позади русской армии, перекрыв, таким образом, коммуникации.
Что было делать? Поворачивать назад в Яссы? Идти дальше на Браилов? Все решения были плохими. «Утро вечера мудренее», – вспомнил генерал русскую мудрость, показавшуюся ему в нынешней ситуации несусветной глупостью. Тем не менее сейчас это было единственно возможным решением, и генерал решил дождаться следующего дня.
Следующее утро не стало для генерала мудрым, оно оказалось ужасным. Сведения, которые он получил от своих лазутчиков, вызвали у него крупную дрожь. Командующий кавалерийским корпусом несколько минут пребывал в отчаянии, если не сказать в панике. Там – на берегу реки Прут – случилось непоправимое: вся русская армия вместе с обозом, женщинами, царем и его любовницей, но без продовольствия и боеприпасов, оказалась окруженной чуть ли не впятеро превосходящей армией турок и прижата к реке. Лазутчики сообщили, что крымский хан уже похваляется провезти сидящего в клетке русского царя по улицам Константинополя.
Теперь уже генерал винил во всех неудачах только себя и понял, что его карьеру и доброе имя может сохранить только чудо. И он решил это чудо сотворить собственными руками, или, если точнее, саблями своих драгун. Приказав трубить марш, генерал повернул конные полки назад, но не в Яссы, а на восток – к реке Прут.
Побросав все что было можно на реке Серет, драгунский кавалерийский корпус скорым маршем спешил к месту прутской катастрофы. По дороге из армии приходили известия одно другого хуже. Армия русских окопалась на берегу Прута и атаки янычар успешно отбила, но положение у нее аховое: обложены русские со всех сторон так, что мышь не проскочит. Турки насыпали вокруг русских редутов вал, установили артиллерию и простреливают весь лагерь царя Петра насквозь, да еще и с другой стороны Прута, занятого татарами, тоже пушки палят. Чувствуется опытная рука европейских советников, которых в ставке визиря развелось множество. Петр, оставшись без припасов, запросил мира; говорят, согласен на все, что только турки запросят, даже Карлу сулит отдать все Шведские земли, которые навоевал в Северной войне. Конец всему!
Отряды татарской конницы рыскали повсюду, так что подойти со своим корпусом скрытно и внезапно генерал не рассчитывал. Наоборот, он подошел к реке Прут открыто, днем и, демонстративно встав лагерем выше по течению, обозначил свое присутствие как козырь в мирных переговорах. Турки, конечно, знали численность корпуса и особо его не опасались, но все же нервозность от близкого соседства неприятельской кавалерии была при переговорах кстати.
