– Наоборот. Я понимаю, чужой человек в доме, к этому сразу не привыкнешь. Ничего, все будет хорошо.
– Скажешь тоже, я им говорила о тебе, они знают, – в ее руках, как по мановению ока, очутились бокалы, и Николай наполнил их.
– За нас с тобой, чтобы так было всегда!
Оля не возражала, они выпили.
– Хорошее вино, а мама бефстроганов с картошечкой нажарила, это ее любимое блюдо.
– Очень вкусно, а я больше всего люблю котлеты по-киевски, цыплята – табака тоже неплохо.
– Губа у тебя не дура, парниша.
Они дружно засмеялись, глядя в глаза друг другу.
Магнитофон замолчал. Николай сменил кассету, но включать не стал, пока хватит. – Удобный магнитофон, и радио имеется, можно новости послушать. С собой взять, на пляж например.
– Это я Кирюшке купила. Еще кассеты по французскому. Педагог посоветовала, для практики полезно.
– У нас в институте английский в основном, тексты адаптированные, по профессии, но покорпеть приходится. Со словарем, конечно. Ну что, еще по бокальчику красненького?
Вечер пролетел для них незаметно, как один миг.
Оля включила бра, отнесла посуду на кухню.
Они постояли у окна, целуясь и глядя, как вечер перерастает в поздний вечер, гаснет свет в окнах домов напротив.
– Я для тебя полотенце в ванной приготовила, пойдем, покажу на всякий случай, вдруг еще заблудишься.
Они прошли в конец коридора, двери большой комнаты источали сонную тишину, налево была кухня, направо отдельный туалет, и большая ванная, не чета крошечной сидячей ванны с совмещенным санузлом из той, прошлой жизни.
Он зажмурился и потряс головой, изгоняя воспоминания.
Умылся. В зеркале на него смотрел влюбленный юноша, а не взрослый мужик, словно жизнь его пошла заново, не иначе.
Вернулся в комнату, сопровождаемый рычащим Тишкой, и увидел желанную картину, похожую на ту первую, в его комнате: разобранная кровать белела простынями, обнаженная Ольга стояла у окна, прекрасная как богиня Афродита, и курила сигарету в открытую настежь форточку.
Он приблизился и обхватил ее руками, как бесценное сокровище, прижался к ней. С чем можно сравнить чувства любви и страсти, охватившие их обоих, разве что с извержением вулкана, подобного Везувию, никак не меньше.
Опомнившись уже под утро, они откинулись на подушки, любуясь друг другом. Привстав, Ольга глянула в окно:
– Смотри, сумасшедшее окно, одно-единственное не спит, как мы с тобой, представляешь, это как чудо.
Николай тоже разглядел это единственное светящееся в ночи окно, в доме напротив, привлекшее их внимание, и снова они слились в объятиях…
Утром, после водных процедур, они собрались, выпили по чашке кофе, с сыром и колбаской, и Николай первым поехал на студию, и так задержался до неприличия, сообщил он Ольге, и оба посмеялись над этим. – Надеюсь, вечером мы снова увидимся?
В ответ она поцеловала его и выпроводила за дверь:
– Мне еще с Тишкой гулять, бабулю с Кирюшей накормить, мама уже на работе, – предвосхитила она его вопрос, с тем и расстались, уже скучая друг о друге.
…
По дому и в магазины Николай ходил в милицейской рубашке, подаренной братом, когда он был у него в гостях еще в феврале.
Тогда Вова привез пару таких рубашек, ему их выдавали в милиции бесплатно, и много. Они пришлись впору старшему брату. Удобно и прилично. С пуговками, навыпуск, лучше и не надо.
Соседи даже думали, что он служит в органах, только не оглашает, и уважали его, опасаясь на всякий случай: мало ли что, вдруг он тайный сотрудник какой, и разговаривали с ним немногословно, встречаясь на улице и в магазинах.
