Сон как рукой сняло. Я встала и, не зажигая свет, подошла к окну. Окинула взглядом ночной город. Раньше я так часто описывала черное небо и полную луну с её загадочным молочным светом, что даже не знаю, что нового сказать о ночном городе. Разве что о темноте, которая обладает удивительной властью притуплять любые чувства: боль, страх, радость, отчаяние. Темнота глушит их, пока начисто не сотрет из души и не вернет блаженное бесчувствие.
Я подумала о Диме. Наверняка он не спит, хотя время позднее. Почему Зоя решила отомстить ему? За что? Он же любит меня, заботится. Мне не за что на него злиться.
Возможно, эта хрупкая Зоя, частичка всемирной нелепости, созданной «вместе с сотворением человека», просто ошиблась. Или ошиблась я, и мне в самом деле пора обратиться за психиатрической помощью.
Я отошла от окна и нерешительно взглянула на кровать. Ехать к Диме? Ложиться спать? Он не звал меня – да и откуда мне знать, что ему плохо?
Похоже, придется спать. В той самой кровати, где накануне ночью спала Ульяна. Мама сказала, что сменила белье еще утром.
Я легла, ожидая в себе ощущение тревоги. Но ничего не было. Я заснула быстро и даже выспалась. Всю ночь мне снился высокий худой мужчина с длинными волосами, одетый в старинный сюртук и панталоны. Он гулял по облакам, ступая по ним босыми ногами и не обращал на меня никакого внимания.
На следующий день после смс-ки Димы о том, что он почти при смерти и ждет меня, чтобы проститься, я поехала к нему. Дверь открыла его мама и тут же сообщила, что накануне он отравился.
– Отравился? – вырвалось у меня вместе со вздохом облегчения. По крайней мере никто не втыкал в него нож.
– Ест всякую дрянь в этих кафешках, – Димина мама, крепкая женщина с деловым каре, кивнула на комнату сына. – Нет, чтобы дома нормально поесть, он где-то шляется. Вот дошлялся. Ночью думали, аппендицит – скорую вызывали. Такой цирк стоял. Они его в больницу, он уперся, помирать так дома…
Я на секунду представила, как высокий и крепкий Дима упирается, и покачала головой.
– Так что если это все-таки аппендицит, а его не вырезали, то дома он как раз и помрет. В ближайшие двадцать четыре часа, – громко закончила его мама, явно рассчитывая, что Дима нас слышит. И тут же вежливо добавила: – Чаю?
– Да, спасибо.
Пользуясь тем, что его мама отправилась на кухню, я прошла в комнату Димы. Он лежал на своей узкой кровати, не двигаясь и не открывая глаз, бледный и глубоко несчастный. Странно было видеть его в домашних штанах и растянутой футболке вместо черных джинсов и косухи. Я поцеловала его в небритую щеку.
– Это не аппендицит.
Он слабо пожал мою руку.
– Откуда ты знаешь?
– Ты бы уже умер.
– А…
Про себя я подумала, что устроить кому-то аппендицит Зое просто не под силу. Даже открыла рот, чтобы спросить, не встречал ли он вчера девочку, похожую на привидение, но тут вошла его мама. В руках у нее была чашка размером с небольшую кастрюльку.
– Чай с чабрецом.
– Спасибо.
– Дима, есть хочешь?
– Неа…
– А чаю?
– Ничего не хочу, спасибо.
– Смотри, – она поставила поднос на стол и по-хозяйски потрогала его лоб. – Опять поднимется температура, вызову скорую.
– Мам.
– На этот раз тебя точно заберут.
– Мам! – от возмущения он даже приподнялся на локтях.
– Что мам? У меня, знаешь ли, не пятеро сыновей, а всего один, – невозмутимо отозвалась женщина. Выглядела она обеспокоенной. – Лежи, лежи. Захочешь есть, скажешь.
