– Дрова колол.
– Дрова! – усмехнулся Эдик, а потом довольно миролюбиво спросил: – А чем ты раньше кроме дров занимался?
– Судосборщиком был. Корабли строил.
Андрей сказал про своё кораблестроение и с тоской вспомнил, каким он был маленьким и жалким на огромном стапеле, где росли на его глазах огромные корпуса кораблей, а его вклад в это действо было таким ничтожным, что… что и слов не подобрать. А теперь он едет в бескрайнюю тайгу, где будет ещё мельче и незаметней. Но потосковать всласть Эдик ему не дал.
– Масштабно. Престижно. Корабли строил! А с какого перепуга ты в экспедиции оказался?
– Родственник один… дальний… ездил на реку Зея.
– На Зею? Я там тоже был. Как родственника фамилия?
– Григорьев.
– Григорьев? – задумчиво переспросил Эдуард. – Нет, не слыхал. Наверное, в разных партиях были. Эх, там вертолётные участки были. Знаешь, что такое вертолётный участок? Это когда забросят партию на вертолёте в тайгу на весь сезон, а там дичь непуганая и рыба на пустой крючок клюёт. И денег больше домой привезёшь, поскольку тратить их там негде, а еда бесплатная повсюду плавает, ходит да летает. А мы с тобой едем колхозные леса устраивать. А колхоз – он и есть ко-л-хо-оз.
У Андрея стало ещё тревожнее на душе, чем было ранее. Но тревога эта продолжалась недолго. «Будет-будет, будет-будет, будет-будет…» – отстукивали без конца колёса, отвлекая от мрачных мыслей.
– Эдик, а какие слова тебе на ум приходят под стук колёс?
– Какие ещё слова?
– Ну какие слова под это «тук-тук, тук-тук, тук-тук» сами собой, как под музыку, поются?
Эдуард помолчал немного, глядя себе под ноги, словно прислушиваясь к ритмичному перестуку колёс, а потом сказал:
– О чём думаю, такие и слова. Любые подойдут.
– Нет, – возразил Андрей. – Вот, например, «будет-будет-будет» подходит, а «было-было-было» как-то не ложится в этот ритм. Интересно, почему?
Ответ поразил Андрея своей простотой и гениальностью.
– Потому что мы вперёд едем, а не назад.
И Андрей как-то сразу стал думать о том, что будет, без прежнего беспокойства. Нашёл в кузове нежилого уазика два пустых джутовых мешка и черенок от лопаты, на ближайшей остановке насыпал в мешки щебёнки, приладил мешки к концам палки и при помощи этого прибора под ухмылки товарища утомлял себя до приятной усталости.
6 мая 1976 года, четверг.
Отлично выспался. Встал раньше Эдика – в 8 часов. За ночь, видимо, порядочно отмахали, потому что пейзаж вокруг изменился очень сильно. От гор и холмов не осталось и следа. Их сменили степи и берёзовые лесочки. Берёзы подёрнулись уже светло-зелёной вуалью. По обочинам дороги кроны деревьев черны от гнёзд. Это грачи. Им здесь раздолье. Кругом поля, пахота в самом разгаре. Вот они и летают огромными стаями за тракторами.
В 10 часов остановились в Петропавловске. Сходил в магазин, на стене которого был почтовый ящик! Купил хлеба и 2 бутылки варенца. Был там и кумыс, но я не решился на эксперимент. Достаточно и варенца. Хлеб здесь только серый, большими плоскими караваями. А на пробках бутылок с молочной продукцией предусмотрительно выбиты сразу все дни недели: пн, вт, ср, чт, пт, сб, вс. Нарочно не придумаешь! А зачем варенец этот купил? Из любопытства, которое доступно только человеку состоятельному, а я опять забыл, что денег у нас маловато.
Потихоньку расспрашиваю Эдика о предстоящей работе. Как бы не опозориться. Вдруг не получится у меня ничего. Что тогда? Тогда завернут мне в узелок краюху хлеба, кусок сала и отправят пешком в Ленинград.
