Мёд для убожества. Бехровия. Том 1 - страница 46

– Это еще что за срань? – присвистываю я, кружась и разглядывая игру лучей на камнях.

– Похоже на… Накопитель? – предполагает Лих.

– И что же он накапливает, дурень? – хохочу я. – Пустоту, что ли?

– Сам ты дурень! Грязь типа, – Лих озирается по сторонам. – Видать, тут-то засор и есть… Накопитель, ну, он же полный должен быть.

Полукруглые стены гигантского колодца когда-то были одинаково серыми, но от поганой воды окрасились в цвет кирпича-сырца. На яркой, будто красноглиняной кладке уже поселились белые разводы – то ли соли, то ли извести. Чем бы этот подземный дворец ни был когда-то, осушен он давно.

Запах гнили вдруг делается нестерпимым. Я гляжу на Лиха – тот зажимает нос пальцами. Теми самыми, которыми оттирал вонючее пятнышко с бридж… Кажется, из двух зол парень выбрал наименее смердящее.

Нелепо замахав руками, я сбегаю вниз по гряде сора. Под башмаками шипит и шваркает, как на торфяном болоте; хрустят веточки и хрупкие крысиные кости. Вспугнутый моим топотом, из кучи слежавшегося тряпья выныривает зверек. Маленький и тощий, не больше кошки, он вскидывает неприятно-голую, шарообразную головку, поводит ею из стороны в сторону, изучая меня. Сверлит одним-единственным желтым глазом – зато огромным, на половину черепа.

Я удивленно оступаюсь, и под ногой снова хрустит. Зверек, клацнув по-детски мелкими зубками, шмыгает обратно в компост.

– Чего уставился, дядя? – рядом ловко съезжает Лих, взбучив сапогами компост. – Это шрюп. Но ты не ссы, они безвредные. Как крысы типа, только живучее.

– Первый раз таких вижу, но… – моргаю я. – Но ты лучше вон туда посмотри, дружище.

– Куда? – Лих недоуменно хмурится, но поворачивает голову в направлении моего взгляда. – Ого…

То, что вначале показалось мне грудой лома, прибитого течением к стене и обросшего слизью, приходит в движение. Груда эта размером с тухляка, да и пахнет не лучше. Она с треском надувается до предела… И тут же опадает с тошнотворным бульканьем. На желтой оболочке пролегают свежие надрывы, а из них, будто сок из плода, валит пузырчатая пена.

– И-и-и… – протягивает Лих, осторожно, почти на цыпочках приблизившись к месиву, – что это?

– Поздравляю, дружище! – хлопаю я Лиха по спине так, что тот чуть не падает лицом в пузыри. – Очень похоже, что мы нашли твой «засор». Только выглядит он так, будто весь город сюда стошнило.

– Фу, – Лих высовывает язык. – Оно еще и шевелится! И как его, э-э-э, прочищать?

– Как хочешь, а старина Бруг и палец об это марать не станет, – фыркаю я. – Ты ж у нас главный, вот и полезай! А я могу тебя за ноги придержать.

– Ха-ха, очень смешно, новобранец! – морщит нос Лих. – Стой-ка, там внутри… Ну, видишь? Во, плавает что-то!

– Дружище, я бы не…

Но Лих уже обнажил шпагу и аккуратно, самым острием входит в склизкий ком. Кожица сначала гнется под клинком, но скоро поддается. С неприятным чавканьем края разреза расходятся, и наружу валит желтушный студень.

– Мать моя, пасёт-то как! – Лих, выпучив глаза, прячет нос в локоть. – Там точно что-то сдохло!

– Не что-то, – я через силу, задержав дыхание, подхожу к луже, – а кто-то.

На кляксе, медленно утекающей сквозь хлам, обсыхает человеческий кусок. Чья-то рука, бурая с синим, вся в язвах и липких обмотках, кротко прилегла у моей ноги. Оторванная от туловища целиком, белеющая обломком кости, она выглядит несчастной брошенкой.

– Лепер! – Лих отскакивает от обрубка с такой прытью, словно тот вот-вот нападет. – Это леперская рука!