В ту ночь Жангир уснул у соседей. Утром его растолкали, и он понуро побрёл расчищать колхозную скотную базу. Ни с кем не разговаривал, только хмурился и отскребал навоз. Иногда ударял лопатой о землю.
Закончив работу, пошёл в дом к председателю. Сквозь деревянные колья увидел мужчин, торопливо разделывающих мясо во дворе. Рванул калитку.
Заметив вчерашнего соперника по игре, толстозадый Аблай, сын председателя, схватил окровавленный нож. Крикнул:
– Зачем пришёл?
Председатель, худощавый старик, забежал в дом.
– Я за своим, – глухо сказал Жангир.
– Твоего тут ничего нет, – недобро прищурился Аблай, а окружавшие его жигиты[10] загоготали.
Жангир шагнул к Аблаю, тот выставил нож. Жангир вцепился ему в запястья. Выкрутил нож, бросил в снег. Схватил за шиворот.
– Хоть половину отдай!
Жигиты переглянулись. Жангир был на голову выше любого из них.
Он размахнулся и ударил кулаком в лицо Аблая. Тот закрылся руками. Вокруг закричали. Кто-то всё же осмелился прыгнуть Жангиру на спину, и тогда остальные накинулись на него. Жангир вывернулся, двинул самого резвого так, что тот отлетел и ударился о стену дома.
Когда выскочил с ружьём председатель, Аблай сидел на снегу, вытирая разбитые в кровь губы. Жангир стоял раздувая ноздри.
– Пристрелю, скотина! – крикнул старик.
Все замерли. Жангир прорычал:
– Только попадитесь мне на дороге – убью!
Пока вернулся домой, стемнело. Дёрнул дверь, не заметив, что она заперта снаружи на колышек. Вытащил палку, вошёл внутрь. Огляделся. Ударил кулаком о косяк.
– Никуда не денется, у неё никого нет, походит и придёт! – говорил он приятелям в доме Сергазы. Занюхивал водку рукавом, пропахшим навозом. Никто раньше не видел этого молчуна таким говорливым.
– Моего деда все знали, все! У него лошади табунами паслись. Он такой здоровый был, что съедал барана в один присест. А я кто? Да никто! За красным скотом смотрю! И не дай бог пропажа – посадят. А сегодня последнее потерял…
Когда явились люди в форме, Жангир только мычал. Его повязали и увезли в темноту на телеге.
В ту ночь снилась ему Акбалжан в золотистом платье. В косах у неё звенели серебряные украшения – шолпы, и она смеялась, улетая вдаль. А он бежал за ней и не мог догнать.
Глава 6
Дорога в Каратал[11]
Дед Оспангали, управляя лошадью, поглядывал на путников и едва заметно качал головой. Потом не выдержал:
– Ох, дочка, еду и думаю: вот старый глупец! Куда тебя с детишками везу? Оставлю одну в чужом краю. А вдруг кто обидит? И муж твой узнает, спасибо не скажет.
Акбалжан молчала.
– Видел я много, – Оспангали вздохнул. – Другой бы тебя осудил: как это – женщина от мужа ушла? А я думаю, у каждого на лбу доля написана. Никто не угадает, что правильно, а что нет для другого. Ты, видно, хочешь писать судьбу сама. Хватит ли сил? – он внимательно посмотрел на неё.
Акбалжан отвела взгляд, кутаясь в тёплую фуфайку, хотя припекало солнце. Прижала губы к щеке спящего сына.
– Ладно, отвезу тебя в Каратал, – сказал Оспангали. – Там хорошие места, речка рядом, голодными не останетесь. И казахов много.
Акбалжан кивнула.
– Мама, куда мы едем? – потеребила её за руку Райса.
– Приедем – узнаешь!
Проезжая мимо родного Кос-Истека, Акбалжан сложила руки в молитве. Мысленно попросила родителей благословить её. Эх, что же там впереди?
Оспангали ездил в сторону Оренбурга[12] выменивать шкуры. Рассказывал соседям, что там уже нет такого страшного голода, как здесь. Случайно услышанные слова запали Акбалжан в душу, и в то утро она уговорила старика взять их с собой. Побежала домой, собрала в узелок вещи, взяла воду, немного курта, не смея забрать всю еду.
