Каждый огонь возвращается в свой очаг
Это случилось во время разлива рек.
Заратустра шёл берегом, насвистывал оду Луне.
Он знал, что где-то здесь в непролазной чаще живёт князь Олег,
Которого Рапунцель помнила как принца на белом коне.
Времена ходили по кругу,
Всё остальное шло к тому, что каждый каждому станет враг.
Но Заратустра верил в двуединство меча и плуга
И в то, что после пожара каждый огонь возвращается в свой очаг.
Вещий князь вышел ему навстречу,
Рапунцель вынесла ковш воды.
– Сеча, – спросил князь, – думаешь, будет сеча?
– Не знаю, – сказал Заратустра, – но в этих местах так недалеко от беды.
Потом они пили чай, болтали о том о сём,
Ели пирог с терновым желе.
И Рапунцель сказала, что этот мир не будет спасён,
Пока не станем его жалеть.
*
Улица совсем пуста,
И с неба сходит звезда,
И идёт в человеческом облике,
И решает позвонить облаку,
Но облако готовит первый снежок
И учит с дочкой стишок.
И звезда открывает зонт
И, подняв капюшон,
Улетает за горизонт
К тому, кто в неё влюблён.
В городе пусто, но
Мы смотрели с тобой в окно
И видели лик звезды.
Теперь мне кажется это – ты.
**
Ты слышала, ты слышала
Ужасный этот гром?
Из-за небосвода вышнего —
Над ухом за углом!
Внезапно небо чёрное
Нахмурилось, висит.
И молнии, и молнии! —
Ужасные на вид!
А дождь идёт, уже идёт!..
Или пойдёт сейчас вот-вот!
Давай залезем мы под стол!
Но дождик… так и не пошёл…
А он куда-то улетел.
И вся гроза умчалась с ним.
А мы в окно теперь глядим.
Вот просто взял
и просто так
нас оторвал от важных дел.
Листва опала, лес прозрачен
И свет объёмен и глубок,
И время движется иначе,
Нам набирая радость впрок.
Идём в молчании шуршащем,
А в небе журавлиный клин.
И всё морознее и слаще
Вкус отгорающих рябин.
Прозрачен лес, листва опала,
Свет всеохватен и глубок.
Плывут миры в сиянье алом
И опускаются у ног.
Какого цвета этот день в твоём календаре?
Какого цвета этот день в твоём календаре?
Какого цвета город твой на карте доброты?
Растут вопросы в голове, ромашки во дворе,
Давай отыщем красоту, и будем с ней на ты.
Глядится в капельку росы
Дождём умытый сад.
И три глазастых стрекозы
Зудят себе, зудят.
Порхает бабочка – пестра,
Сверкает ручеёк.
Гудят на дудочках ветра,
Поет шмелиный бог —
Он на шиповнике сидит,
И будто дирижёр,
Свистит, галдит, руководит,
И многогласный хор
Не отстаёт, не отстаёт,
И тоже гомонит.
И отражает небосвод
Громокипящий хит.
И всюду-всюду красота, и с нею мы на ты,
И день прозрачным янтарём сияет в серебре.
Искрится светом город наш на карте доброты.
Пусть будет лучшим каждый день у нас в календаре!
Ты осторожно, пылинки сдувая,
С полки снимаешь шкатулку с секретом.
Ты говоришь, что шкатулка живая.
Только с тобою мы знаем об этом.
Там заводная живёт балерина,
Та, что танцует – а руки, как птицы.
Мы замираем под звон клавесина,
Будто б приспела пора помолиться.
О, как изящна! И сердце сжимает.
Капает время во тьму золотую.
Ясно без слов: балерина живая.
И мы однажды её расколдуем…
Когда мне море было по колено,
Любил я девушку по имени Елена,
Она шептала про Париж и Вену,
А мне ночами снился океан.
Как мы в волнах идём на белой яхте,
Она мне шепчет: Ах, мой милый, ах ты!
(Откуда яхта – с бухты ли барахты?)
Но в этот миг мы были, словно Инь и Ян.
Когда из моря я немного вышел,
Любил я женщину по имени Ириша.
Кипенье волн к тому моменту стало тише,
Но мне всё так же снился океан.
Хотя уже есть и пробоины, и течи,
