Мистер Фолкерк приподнял одну бровь в знак крайнего изумления.
– Ей-богу, это непорядок! Так не должно быть! – проникновенно продолжила миссис Бэрроуфилд, с удовлетворением уловив уважительный посыл посетителя. – У меня уже не те годы, чтобы за всем успевать самой…
Она обиженно повела плечом, разом допила свой портвейн и снова потянулась к бутылке.
При взгляде на ее раскрасневшееся лицо, обозначившиеся мешки под глазами да парочку лишних подбородков, появившихся с момента их последней встречи, мистер Фолкерк смекнул, что она регулярно утешает себя спиртным. И неважно, был ли это дешевый портвейн, которым сам он не собирался портить себе желудок, или джин, справедливо именуемый в народе «материнской погибелью».
Впрочем, ничто из этих мыслей не отразилось на его благородном лице. В конце концов, он прибыл сюда не ради душещипательных разговоров и цветистых воспоминаний, что бы там ни было. Он напустил на себя вид самый что ни на есть невозмутимый и стал ждать, когда появится удобная брешь в рассуждениях настоятельницы приюта, чтобы он мог перейти к делу.
Мистер Фолкерк был высок, хорошо сложен. В молодости он слыл невероятным красавцем, но и по сей день выглядел весьма импозантно – во многом благодаря густым, поседевшим на висках волосам и поджарой фигуре, лишенной сколько-нибудь явного намека на полноту. Двигался он легко и изящно. Во всем его облике читалось достоинство. Вдобавок он пользовался всеобщим уважением как управляющий герцога Аркрейгского.
– Я непременно расскажу о ваших проблемах его светлости, – проговорил мистер Фолкерк, а миссис Бэрроуфилд в этот момент поднесла опять полный стакан к губам. – Пока же мне важно знать…
Но миссис Бэрроуфилд не сдавала позиций, и остановить ее было не так-то просто.
– Прошу вас, прошу настоятельно, скажите его светлости, что мы теряем репутацию заведения, поставляющего крепких и здоровых подмастерьев! – Она провела языком по верхней губе, слизывая с нее бурую полоску портвейна. – Вот лишь на прошлой неделе пожаловал ко мне хозяин портновских мастерских! И заявил, вы только послушайте, буквально следующее: «Мне нужны два ваших лучших паренька, миссис Бэрроуфилд, а не то отребье, которое вы всучили мне год назад». А что случилось с парнишками, которых я отправила вам, поинтересовалась я. «Понятия не имею, – заявил он, – разве это работники – вечно хныкали да болели. Я выставил их за дверь безо всяких рекомендаций!»
Лицо мистера Фолкерка потемнело.
– Нельзя допускать подобных вещей, когда речь идет о приюте, который уже тридцать лет находится под опекой семейства его светлости! – с возмущением отвечал он.
– Так и я о том же! – усмехнувшись, победоносно воскликнула миссис Бэрроуфилд. – Это удар по репутации его светлости! А мы, хоть и живем далеко от вас, питаем глубочайшее почтение к шотландской знати.
– Весьма признателен, миссис Бэрроуфилд, – породистая голова шотландца снова совершила кивок, исполненный почтительного уважения к последнему заявлению, пусть оно и могло быть в данном случае бесхитростным демагогическим приемом.
– Вот почему я очень надеялась, – продолжила миссис Бэрроуфилд, и голос ее задрожал, – что вам удастся уговорить новую герцогиню заглянуть на денек сюда, к нам…
– Но герцогиня… Ее уже нет в живых! – был ей ответ.
– Как… нет в живых? – Миссис Бэрроуфилд, снова поднесшая было к губам стакан, поперхнулась, обескураженная. Рот ее так и остался открытым, что сделало ее похожей на удивленного тетерева.
