Меденя - страница 4



– Потерпи, дочка, всё будет хорошо. Тебя никто бить не будет, я тебе обещаю.

А девочка была словно в прошлом: лежала в тёплой постели между родителями, а они обняли её и приговаривали:

– Спи, дитятко, спи, родноая. Мы тебя очень сильно любим.

И дочь сладко спала с родителями. А утром мама и папа попрощались с ней, поцеловали её и отец снял с крюка тушу телёнка, понёс на телегу, чтобы продать в городе. Была уже весна и бежали ручейки днём. Ранним утром лужи, замерзшие, покрытые тонким льдом, трещали и хрустели под ногами у прохожих. Родители и дочь не знали, что в последний раз видят друг друга. Они были грустные, особенно мать, даже всплакнула. Муж её пожурил:

– Не плачь, ведь мы через два дня вернёмся.

Но увы. Они уже не вернулись.

Приехав в крупный город, они сразу же на рынке стали торговать мясом. А на другой же день город закрыли на карантин.Чёрная чума косила людей и стали умирать и стар и млад.Чума – эта болезнь не выбирала, косила всех подряд. И родители Оли тоже попали под чёрную косу смерти. В городе стали гореть костры и груды трупов бросали в огонь.Так девочка осталась без любимых родителей. Она тосковала и плакала, а бабушка Дуся орала на неё:

– Лучше бы ты подохла вместо своего отца, вместе со своей матерью!– и у неё наворачивались на глаза слёзы, но она смахивала их ладонью и зло начинала снова ругать внучку и стукать её кулаком куда придётся.

Вот с этого времени начались побои.

Бабушка палкой или ремнём била внучку, которой исполнилось лишь 5 лет. И вот однажды от злости бабушка железной кочергой ударила по спине внучку. Олюшка упала, вскрикнув, и дышать даже не могла. Бабушка Дуся не напугалась, а пнула ребенка ногой:

–Вставай, что тут развалилась?

Но Оля лежала у печи навзничь, уткнувшись лицом в

грязный пол. Дуська перевернула нехотя ребёнка и плаксивым голосом пропищала:

– Вставай, моё наказание!

Но внучка с закрытыми глазами лежала на полу. Дуське даже показалось, что внучка не дышит, но не напугалась и не пожалела родное дитя. Она лишь расстроилась кто будет ей прислуживать, если та умерла. Нагнувшись, женщина поморщилась:

– Умерла что ли?– и ладонью шлёпнула девочке по щеке, что щека даже покраснела.

Дуська, ничуть не сожалея о случившемся, сплюнула:

– Похоже тоже подохла, как и мать,– и встала посмотреть в окно, где уже солнце садилось красным шаром за горизонт.

Потом женщина походила по комнате и положила Оле руку на пульс. Услышав стук сердца, она подняла внучку и положила её на постель, но не на мягкую, свою, а на ту, которую уже приготовила для внучки в маленькой узкой комнате, где стояла только одна кровать и без окон.

Сколько минут прошло, сколько времени, девочка ведь не знала. Она очнулась уже в постели на жёстком матрасе, куда в последнее время её бабка спать ложила. Спина болела и девочка, изнемогая от боли, повернулась на живот.

Она ведь не могла видеть синюю спину от удара, и только стонала.

На другой день бабушка Дуся заставила внучку встать и мыть посуду на кухне. Девочка всю неделю болела, но бабушка заставляла такую малютку работать, и держала её впроголодь. Вся эта ужасная жизнь пронеслась в сознании Оли, как будто она снова прожила эти страшные моменты.

Девочка с Махмудом ехала на телеге в неизвестную жизнь.

Оля ещё была в забытьи и ощущала себя перед окном ночью. Ей было в то время шесть или семь лет- она не знала. В это время на спине от бабкиного удара у неё уже вырос горб. Красивое её личико исказилось от горя.